Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Сремац Стеван

Господина шефа, разумеется, проводили до самых ворот и просили навестить их завтра, а потом послали к акушерке за градусником, так как во всем городе только у нее имелся этот инструмент. Сунули Теофило градусник под мышку, поставили возле него три стакана холодной воды и оставили его, сказав, что только на минуту заглянут к соседке, чтоб кое о чем посоветоваться.

В действительности они отправились спросить у соседки, не может ли она на время приютить их, если Теофило взбесится.

Итак, Теофило остался наедине со своими думами и с градусником под мышкой. Он еще не смотрел на градусник, но ему уже начало казаться, что его мучает жажда. И тут он представил себе, как он, взбесившись, носится по

дому, разбивает зеркала, стаканы, окна, а все домашние в страхе трепещут перед ним. Мысль о том, что все в доме будут дрожать от страха, очень понравилась ему, и, не будь лечебницы, где колют иголками, он с радостью согласился бы стать бешеным.

Прошло полчаса. Теща и жена вернулись домой и первым делом обследовали стаканы. Вода была не тронута, температура оказалась нормальной, и женщины успокоились, хотя все еще оставались настороже. Больше всего Теофило поразила их любезность.

— Теофило, сын мой, не хочешь ли чаю? — спрашивает теща.

— Фило, — говорит жена, называя его именем, которым звала только после венчания, — хорошо бы тебе выпить чашечку чая.

Эта любезность — результат новых наставлений, полученных у соседей. Соседка советовала ничем не расстраивать больного, не выводить его из себя, так как любое, даже самое маленькое волнение может вызвать приступ бешенства.

В этот вечер обе женщины, разумеется, легли спать в отдельной комнате и закрылись на все замки и задвижки. А Теофило, укрывшись с головой одеялом, опять остался один, с термометром под мышкой и со стаканом воды на столе возле кровати.

Мрачные думы одолели его. Он думал о доме, о службе, о жизни. И перед его глазами возникла теща. Он почувствовал к ней особое отвращение, ему вдруг захотелось бросить ее себе под ноги и растоптать. Потом вспомнил о жене, которая явно и бессовестно находится в позорной связи с его шефом; с какой радостью он плюнул бы ей в лицо; и, наконец, перед ним предстал сам шеф, этот негодяй, который, используя служебное положение, разрушает семью своего подчиненного; давно бы следовало выжечь ему позорное клеймо на лбу! А так как подобные мысли никогда раньше не приходили в голову несчастного Теофило, то он испугался их и спросил себя: «А уж не взбесился ли я, а?»

И тут он стал убеждать себя в том, что он действительно уже бешеный, и это ему даже понравилось. Теофило достал градусник, и, увидев, что тот его обманывал, показывая нормальную температуру, стал дышать на стеклянный шарик, чтобы он показал хотя бы 39. Затем он посмотрел на стакан, доверху наполненный водой, и, чтоб и тут не было никакого обмана, схватил стакан и в два приема выпил все до капли.

Выполнив оба условия, он сел на кровать и начал сам себя убеждать в том, что он бешеный. Снова на него навалились прежние мысли. Перед его глазами встали теща и жена. Ведь вот они сейчас спокойно спят в соседней комнате, а его отделили, как пса, зараженного паршой, да еще и закрылись на ключ, боясь, как бы он чего-нибудь не натворил. Неожиданно в голову ему пришла злорадная мысль: а что, если он помешает им спокойно спать?

Теофило поднялся, подошел к их двери и громко постучал.

— Кто там? — в один голос закричали испуганные женщины.

— Слушайте, — отвечал Теофило, — я взбесился!

— Ой-ой-ой! — вне себя от страха заголосили обе женщины.

— Температура тридцать девять, и стакан воды выпил залпом.

Женщины лязгали зубами и молчали.

— Но я все же хочу поговорить с вами…

Женщины пошептались между собой, а потом госпожа Дунич подошла к двери, нагнулась к скважине и принялась увещевать мужа тем сладким голоском, которым она говорила с ним только в первые дни после венчания.

— Дорогой мой Фило, милый мой Филица, ложись, душа моя, ложись и спи, а утром мы поговорим. Иди и ложись!

Теофило

успокоился, потому что голос жены напомнил ему первые счастливые дни после венчания и еще потому, что он был очень доволен своей затеей. После того как он объявил им о своем бешенстве, он был твердо уверен, что они теперь так же не заснут, как и он. Эта мысль доставила ему особое удовольствие, и он пошел к себе в комнату.

Вероятно, чувство удовлетворения и усталость от обилия впечатлений способствовали тому, что Теофило очень быстро уснул и спокойно проспал всю ночь, в то время как женщины до самой зари не сомкнули глаз, держа совет, как быть и что делать.

Наутро хорошо выспавшийся Теофило поднялся, сел на кровати и снова принялся за размышления. А чтоб навести известный порядок в своих мыслях, он начал с того, что спросил у самого себя: «Я взбесился?» Он вспомнил, что вечером температура у него была 39 градусов и он выпил всю воду, затем он начал вспоминать все то, мимо чего раньше проходил равнодушно, но что теперь не только волновало, но и возмущало его. Он почувствовал в себе силу дать отпор тому, что раньше безропотно сносил. А приняв такое решение, сделал вывод, что он действительно взбесился, и начал думать о том, что бы ему теперь как бешеному надлежало учинить. Разбить окна или поломать стулья? Нет, это слишком дорого обойдется. Пожалуй, лучше начать с того, за что не придется платить. И он стал внимательно смотреть по сторонам. Как раз в это время дверь в соседнюю комнату приоткрылась, и в узкую щель просунулась голова тещи, готовой в любую минуту исчезнуть и захлопнуть за собой дверь. Ласковым, воркующим голосом теща спросила:

— Фило, сын мой, как ты спал?

— Очень хорошо, — спокойно ответил Теофило. — А вы?

— А мы всю ночь не спали, все о тебе думали, — ответила теща, явно приободрившись при виде того, что Теофило выглядит довольно мирно и вполне здраво отвечает на вопросы. Затем она исчезла за дверью, очевидно чтобы успокоить дочь, и уже оттуда спросила:

— Фило, сын мой, не хочешь ли чаю?

— Можно и чаю… Приготовьте, если вам не трудно…

Такой ответ окончательно успокоил обеих женщин, они вышли из своей комнаты и начали свободно ходить по дому. Теофило молча наблюдал за ними; ему пришло в голову, что ведь перед его глазами движутся те самые ненавистные существа, которые вчера вечером не давали ему покоя, и, вспомнив, что он бешеный, он соскочил с кровати, схватил тещу за плечи и стал ее трясти, приговаривая:

— Проклятая старая ведьма, ведь это ты всю жизнь пьешь мою кровь!

Теща завизжала не своим голосом, за ней завизжала и госпожа Дунич, и обе уже намеревались броситься на Теофило, но он закричал:

— Тихо, не двигайтесь и не визжите, иначе укушу!

Женщины окаменели от такой угрозы, а Теофило продолжал:

— Я бешеный, но ты запомни, что я тебе говорю. Я терплю и прощаю, но душа у меня кипит, и придет день, когда ты мне за все заплатишь. Если ты только рот откроешь, чтобы меня ругать, то помни, за каждое твое слово тебе придется расплачиваться! Я мог бы тебя и сейчас укусить, но не буду. Хватит с тебя и этого предупреждения. — И, схватив стул, Теофило надел его теще на голову. Теща опять завизжала и попыталась сбросить стул, но Теофило рявкнул:

— Не трогай стул и не шевелись, пока я не рассчитаюсь с этой вот, — и он показал рукой на жену, дрожавшую, как осиновый лист.

Теща замерла со стулом на голове.

— А ты, — Теофило повернулся к жене, — ты думаешь, я не знаю и не вижу, чем ты занимаешься? Ты думаешь, я не знаю о твоих отношениях с этой налоговой свиньей? Ты думаешь, я тебе не отплачу за это? Ничего, придет день, кровью заплатишь! Тьфу, негодяйка! — И он плюнул ей в лицо, как и было задумано ночью, а потом, схватив еще один стул, надел его на голову и ей.