Good Again

titania522

Не сводя глаз с моего лица, он закусил губу, но с них все равно срывалось моё имя вперемешку с другими — смазанными, неразборчивыми словами и звуками. Мои маленькие, ничем не сдерживаемые груди так и подпрыгивали от его напора. Схватившись за заднюю часть моих бедер, он едва не сложил меня пополам, прижав мои колени к плечам, так что я оказалась совершенно открыта его бешеным толчкам. Он снова закусил губу, чтобы сдержать ругательства, которые сами собой рвались наружу, каждый раз, когда он в меня врезался. Вскоре я с шумом к нему присоединилась, схватившись руками за железные прутья в изголовье кровати, а он продолжал в меня погружаться, капли пота уже вовсю блестели у него на лбу, стекали по бровям, на щеки. Ему не было

удержу, я не могла его контролировать, да, честно говоря, и не хотела. Отдалась ему без остатка. Он потянулся туда, где мы соединялись и нащупал местечко, в котором, он знал, прячется мой оргазм, и от его прикосновений тугой гудящий узел набух у меня в животе.

— Кончи для меня, — приказал он, и я так и сделала: кончила самым диким, примитивным образом, едва ли в состоянии выдавить среди протяжных стонов его имя. Ощутив мой спазм, он еще сильнее, быстрее задвигался и лихорадочно забился, тоже кончая, изливая себя внутрь моего тела. И он рассыпался на мне и взруг обмяк, придавив меня к матрасу.

Несколько минут мы просто лежали, пытаясь восстановить дыхание. Пит повернулся, чтобы снять протез, и вновь ко мне прижался, теперь уже со спины. Мы оба так свыклись с этой позой, знакомой нам еще с тех самых давних совместных, наполненных ужасами ночей, когда нам обоим грозила почти что неминуемая смерть. И все же, несмотря на мрак, с которым была связана эта ужасная потребность сплетаться руками и ногами, это был и наш неминуемый «базис-ноль», к которому мы все равно приходили каждую ночь, когда спали вместе. Ибо, как я теперь поняла, хотя Игр больше и не существовало, но все равно удача вечно была не на нашей стороне, и нам все равно все время приходилось бороться с обстоятельствами и их преодолевать.

В этой квартире была какая-то совсем другая тишина. Сюда доносилось тихое урчанье холодильников на первом этаже. Сквозь занавески пробивался свет уличного фонаря на углу. Я все ее могла различить и далекие шумы ночного леса, но они были заметно тише, чем в Деревне. Когда в первую ночь здесь я обнаружила, до чего же мне их хватает, я в поисках успокоения прижалась к груди Пита из заснула под стук его сердца. Но на вторую ночь я уже стала привыкать и сочла, что урчание холодильника тоже успокаивает.

— Тут такая мягкая кровать, — пробормотала я, блуждая между сном и явью.

Пит, видимо, уже дремал, и только хмыкнул в знак согласия.

Я рассеяно перебирала край одеяла, глаза уже закатывались. И я зевнула, говоря:

— Мы в первый раз занялись сексом в этой постели. Так что сегодня — особенный день.

Пит заворочался рядом со мной и прижался губами к моему уху.

— А ты никак стала сентиментальнее на старости лет?

— Почему бы и нет? — приняла я вызов. — Я пытаюсь видеть во всем хорошее. А это был жуть до чего хреновый день. И все, что я хочу запомнить из него — как ты в первый раз меня отжарил в нашей квартирке.

Пит ухмыльнулся.

— Мне придется поговорить с Джоанной на тему выражений, которых ты от нее поднабралась. Хорошо еще, что на этой неделе ты не отвечала на звонки.

— Я просто называю все своими именами, — ответила я, едва не засыпая.

— Нам придется давать интервью, — тихо прошептал Пит.

Я вздохнула. Это, увы, было неизбежно.

— Знаю, придется.

— Мы будем просто улыбаться, кивать и оставим их всех с носом. И потом они все уберутся восвояси.

— Может быть. Надеюсь. Должно же еще что-нибудь твориться в мире, — я уже уплывала в сон. — Но я буду еще не так ругаться, если Плутарх снова попросит меня участвовать в своем идиотском музыкальном шоу, и я разобью все их камеры.

— Узнаю мою девочку, — сказал он и рассмеялся, и это было последним, что я запомнила перед тем, как погрузиться в сон.

***

Хеймитч не преувеличивал, когда говорил о репортерах. На следующий день нелепо одетые

парни мелькали уже повсюду, щелкая камерами и все время что-то записывая. Они пытались выспрашивать о чем-то у прохожих, но, видно, быстро поняли, что обитатели Дистрикта Двенадцать люди закрытые и не склонны делится сокровенным с незнакомцами. Стоило мне ступить на мостовую, и на меня набросились с той же стремительностью, с какой Лютик кидался на мышь. Я припомнила нашу вчерашнюю сонную беседу и широко им улыбнулась, и, не давая ни одного конкретного ответа на их идиотские вопросы, просто занялась текущими делами. Когда это случилось впервые, я опасалась, что вот-вот запаникую, но мне удалось сохранять самообладание достаточно долго, чтобы успеть переделать все необходимое, прежде чем скользнуть в пекарню с черного хода и запереться наверху. После этого я старалась посылать с поручениями от моего имени Айрис, чтобы не приходилось «держать лицо» на публике.

Пит же последние дни перед открытием провел за обучением Астера и Айрис премудростям хлебопечения, раскладывания продукции, ведения счетов и прочим вещам, жизненно необходимым для поддержания работы магазина. Я тоже прислушивалась к ходу их занятий, так как знала, что рано или поздно выполнять ряд подобных обязанностей придется и мне. Я уже могла испечь несложные пенья или кексы, и наслаждалась, покрывая их сверху глазурью. Пит же в ходе обучения демонстрировал такую невероятную выдержку, объяснял и поправлял ошибки с таким беспредельным терпением, что мне было сразу ясно — из него выйдет великолепный отец. Подумав так, я инстинктивно схватилась за живот, меня охватило такое сильное смешение страха и чего-то еще — может быть, волнения? — что я даже затрясла головой, чтобы вытрясти из нее подобные предательские мысли. Я не собиралась иметь детей, и точка.

Частенько к нам являлась Эффи — я и не сознавала раньше, как часто она торчит в городе — и тоже оставалась, чтобы послушать объяснения Пита. Изучив планировку пекарни, она два дня спустя возникла на пороге в сопровождении парня, который тащил странный сияющий красный предмет, закрепленный на металлическом столбике. Прежде чем заплатить носильщику за работу, она велела поставить сооружение неподалеку от прилавка. И, явно довольная собой, стала ждать нашей реакции. Мы с Питом лишь вопросительно переглянулись, а она открыла на приборе крышку и заправила в него рулончик бумаги. Стоило ей щелкнуть крышкой, как из отверстия с зазубренными краями, которое я лишь сейчас заметила, выскочила белая полоска бумаги. Эффи ее оторвала и сунула Питу прямо в руки. Мы вместе с ним рассматривали белый квадратик с четко выбитой на нем цифрой «1».

— Судя по тому, какие ходят слухи, у вас в день открытия будет прорва покупателей, а люди, как я заметила, не очень-то любят спокойно стоять в очередях, — она сморщила носик, как будто припомнила нечто крайне неприятное. Я так и представила себе чопорную Эффи, вперед которой пролезают бесцеремонные старушки, в то время как она, соблюдая приличия, тщетно ждет своей очереди. Меня разбирал смех, но я изо всех сил старалась сдержаться и не прыснуть. Она же тем временем взяла у Пита из рук бумажку и наколола её на нечто вроде вертикального штыря, напоминающего поднятый вверх большой палец, который еще раньше водрузила на прилавок. Внизу сооружения мы с Питом одновременно прочли надпись: «Пожалуйста, возьмите номерок».

— И почему я до этого сам не додумался?! — воскликнул Пит. — Это же диспенсер, система управления очередью*, и тут, — он показал на гигантский штырь. — можно собирать билетики, когда обслуживаешь покупателей, чтобы никто не забегал вперед. Спасибо, Эффи! Здорово придумано, — и он в сердцах крепко обнял Эффи, отчего та чрезвычайно растрогалась. Даже мне пришлось признать, что это была отличная идея.

— Это немного старомодно, но толк от него есть, — она улыбнулась, явно польщенная его реакцией.