Горькое счастье: Собрание сочинений

Алексеева Лидия Алексеевна

«Мы поднялись развилиной ствола…»

Мы поднялись развилиной ствола, Но ты — на солнце, крепче, тяжелее, А я — слабей, я к северу росла И тенью счастлива была твоею. Бывало, с ветром бросится листва Моя к тебе — и этот теплый шорох Был нам и хлеб, и ласка, и слова, Ни в чьих не слыханные разговорах. Но молнии высокий произвол Нас расщепил и слабый сук отбросил, И он лежит, безлистый, на откосе, И одинок твой уцелевший ствол. Ни

слез, ни боли. Только пустота И отдых на земле, которой стану… А солнце на стволе залечит рану И засверкает с каждого листа.

«Если б нам деревьями…»

Если б нам деревьями Вырасти пришлось, И тогда, наверное, Мы росли бы врозь. Мы молчим, послушные, Жмуримся на свет, Чтобы не подслушали Те, кому не след. Только в бурю, издали, В сумерки и гром, Чтобы нас не выдали, Ветками кивнем. И порой — таинственно – С солнечных высот – Лист, такой единственный Ветер принесет.

«Наш город мягко смыт туманом…»

Наш город мягко смыт туманом, Я в нем бреду, как в тонком сне… Быть может, я – за океаном, Опять в потерянной стране. Быть может, ты сейчас нежданно Ко мне сутулясь подойдешь Из душной нежности тумана – На призрак пасмурный похож. И приглядевшись близоруко. И узнавая: «Это ты?» Но, как во сне, уронишь руку У заколдованной черты. В тумане может всё присниться, И то, чего давно уж нет. В тумане даже наши лица Моложе на семнадцать лет.

«Любовь не кончилась — она…»

Любовь не кончилась — она Живьем разлуке отдана, Чтоб в снах и в песнях длиться, – И влагой перья вороша, Слетает к ней моя душа, Как в летний полдень птица. Она – прозрачный водоем В именьи облачном моем И с радугой в соседстве, – Где всё былое во плоти, Где можно бусинку найти, Потерянную в детстве. Где можно молодость опять Цветком ромашки ощипать По лепестку — до «любит»… Любовь не кончилась — она Мне светит с голубого дна, Из самой тихой глуби.

«Подниму, и вздохну, и брошу…»

Подниму, и вздохну, и брошу – Пусть другой найдет на пути. Счастья слишком большую ношу Не по силам уже нести. Для таких вот – слабых, усталых Есть у Бога иной запас: Видишь россыпь радостей малых? Видишь, сколько? Они – для нас.

«Я, странник запыленный…»

Я странник запыленный, Ищу в пути приют, А мне воды соленой Напиться

подают, – Смеются у порога, Но я покорно пью: У всех своя дорога, Я выбрала свою.

«Я всё дальше в море уплываю…»

Я всё дальше в море уплываю И никто не ждет на берегу. Я еще борюсь, еще живая, Но вернуться больше не могу. Море всё пустынней и огромней, Глуше рокот отошедших скал… Только бы меня никто не вспомнил И теперь обратно не позвал!

«Пахнет горькой водой и медузами ветер прибрежный …»

Пахнет горькой водой и медузами ветер прибрежный И спешит, и, споткнувшись, лохматится пеной волна. Что мне сила моя, что моя бесполезная нежность, – Мне она не нужна, потому что тебе не нужна. Если верной волной я вослед поплыву пароходу, И твои берега захлестнет мой зовущий прибой, Ты, как эта скала, оттолкнешь мою горькую воду, И она отойдет, не опознана даже тобой.

«Был зябок недоспанный…»

Был зябок недоспанный Вокзальный рассвет. В нем слезы, как оспины, Оставили след. А воздух подслушанный Был горек и чист, Как тонко надкушенный Сиреневый лист. Над болью напрасною Блаженно горя, Вставала прекрасная Чужая заря. Но, дрожью железною Трясясь и звеня, Мы были отрезаны От нового дня.

«Пусть захлопнулась перед нами…»

Пусть захлопнулась перед нами Самоцветного счастья дверца – Не скудеет земля цветами, Не скудеет надеждой сердце. И под небом чужого края, Немотой его светлой глуби, Изнывая и умирая, Мы живем. Мы поем. Мы любим. Может – близится праздник света? Новым хмелем вскипает чаша?.. Нет безумней мечты, чем эта. Нет святее тоски, чем наша.

«По песчинке стачивалась боль…»

По песчинке стачивалась боль, Размывалась медленными днями, Притуплялась, – так морская соль И вода шлифуют жесткий камень: И теперь он гладок, словно плод, Округленный, не остроугольный, – В нем лишь тяжесть, что еще гнетет, Но не может оцарапать больно.

«От горя удаляясь, отдыхая…»

От горя удаляясь, отдыхая – Вдруг изумиться: всё еще жива? Под инеем легла полусухая, Но крепкая октябрьская трава. А утром солнце иней растопило, Его роса по-летнему светла, – Трава живет. Ей тоже больно было, Но боль прошла. Почти совсем прошла.