Горькое счастье: Собрание сочинений

Алексеева Лидия Алексеевна

«Истаял дождь в сыром угаре…»

Истаял дождь в сыром угаре, В тумане дымные дома, И яркий свет на тротуаре Обводит влажная кайма. То смерть, прервав земную пляску, Склонилась и, тиха, чиста, Снимает траурную маску С еще прекрасного листа.

«Расточительных слов не надо…»

Расточительных слов не надо. Строгой осени день пришел: Из цветистого листопада Вышел лес так прозрачно-гол. Видны скал обомшелых глыбы И

стволы в исполинский рост, Каждой ветки сухой изгибы И комочки остывших гнезд. Ветром пасмурным лес очистив, Осень лето сожгла в кострах, И остался от слов и листьев Горьковатый и легкий прах.

«Вся жизнь прошла, как на вокзале…»

Вся жизнь прошла как на вокзале – Толпа, сквозняк, нечистый пол. А тот состав, что поджидали, Так никогда и не пришел. Уже крошиться стали шпалы, Покрылись ржавчиной пути, – Но я не ухожу с вокзала, Мне больше некуда идти. В углу скамьи, под расписаньем, Просроченным который год, Я в безнадежном ожиданьи Грызу последний бутерброд.

В ПАРКЕ

1. «Под скамьей пустая бутылка…»

Под скамьей пустая бутылка, И лицо в немытых руках. Всё, что сердцем владело пылко – Вдохновенье, и страсть, и страх, – Отошло, чтоб в тени прохладной Он разглядывать мутно мог Голубей доверчиво-жадных У его неспешащих ног.

2. «Доверив прихоти ножонок…»

Доверив прихоти ножонок Знакомства первые свои, Мне улыбнулся негритенок И задержался у скамьи, В своем большом и белом друге Еще совсем не видя зла… Но мать привстала и в испуге Его к себе отозвала.

СКАРАБЕЙ

Маленький лазурный скарабей Под стекольным холодом музея. Сколько черных бездыханных дней В саркофаге ждали скарабея, Чтобы день пришел, и грянул свет, И в ладони варварской, случайной Понял он: ему возврата нет В мир, лишенный мудрости и тайны. Он дешевой пуговкой лежит Под стеклом — и грубый, и чудесный, – Но читать старательный петит Никому о нем не интересно.

«У вечерних присев ворот…»

У вечерних присев ворот, Жизнь, тяжелый клубок забот. Из усталых рук уронить, — И одну лишь распутать нить: Шелковинку зеленых дней. Что прошли по душе моей, Что связали меня петлей С этой злой любимой землей.

«Всё, во что мы верили, не верили…»

Всё, во что мы верили, не верили, Что любили, знали, берегли, – Уплывает, словно на конвейере, С кровью сердца и с лица земли. Или это мы летим неистово, Или это нас волна несет? Так порою отплывают пристани, А стоит идущий пароход.

«Вот выпал снег – и растаял…»

Вот выпал снег – и растаял. Вот жил человек – и умер. И чья-то лодка пустая Толчется в прибрежном шуме. Но

к ней не придет хозяин – Уплыл он в страну иную. Лишь небо светло зияет, Не видя печаль земную.

«Я – первый серый щебет…»

Я – первый серый щебет, Зажженная скала, И мне навстречу – в небе Два розовых крыла… Но вот по веткам брызнет Пытливым солнцем день, И упадет от жизни Отчетливая тень, – И камнем будет камень, И я – какой была, И просто облаками Два розовых крыла.

«Конец томительного дня…»

Конец томительного дня, Пустой молчащий дом. Кто это смотрит на меня? Кто в зеркале моем? Не я, о нет, – я выше их, Глядящихся в упор: Я тот, кто видел и постиг Немой их разговор.

ДУША

Я спала, как серый мрамор в глыбе, — Мысль невоплощенная Твоя: Ты меня резцом из камня выбил, Для отдельной жизни изваял. И раскрылось мраморное око, И увидело, что мир — вовне, — Я сотворена. Я одинока. Я свободна. Что же страшно мне? Ветер, облака уже не братья, И земля — не мой родимый дом… Не оставь теперь меня, Ваятель, В первом одиночестве моем!

«Замкнулся день благословенным кругом…»

Замкнулся день благословенным кругом Земных своих чудес: Всё розовее облако над лугом И всё чернее лес. Кто, райским пламенем над ночью рея, Зовет и ждет меня? «Уйди от ночи, поднимись скорее До моего огня!» Но на плечи прохладные ладони Мне сумерки кладут: «Нет, не уйдешь, не убежишь погони, — Мы тут, мы тут!»

«Мы крошки с Божьего стола…»

Мы крошки с Божьего стола, Осколки первой тайны — Все наши жизни и дела Так странны и случайны. Но как, беспомощно любя, К Тебе вернуться снова? Как вылупиться из себя, Из зеркальца кривого? Забыть, что в нем отражено, Разбить земные меры И снова стать с Тобой одно В огне плавильном веры?..

«Здесь, в саду таинственном Твоем…»

Здесь, в саду таинственном Твоем, Я, как лист на дереве осеннем, Вся дышу последним тихим днем, Но ползут длиннеющие тени… Скоро ветер колыхнет, шурша, Сад ночной и, не противясь даже, Лист увянувший, моя душа, Подлетит к ногам Твоим и ляжет.

ТЕНЬ

Длинная тень убегает по лугу, Лугу вечернему, золотому. Утром мы обе с ней были молоды, – Нынче устало шагаем к дому. Тень на крыльцо поднялась и падает, Словно сломилась своей любовью. Я подожду – если будут рады ей, Тоже вернусь под родную кровлю.