Горькое счастье: Собрание сочинений

Алексеева Лидия Алексеевна

«Как смирю грызущую муку?..»

Как смирю грызущую муку? Сколько слез этой ночью вылью? Как на казнь, мы шли на разлуку, Ветер веял с развалин пылью. Мы по улицам шли знакомым Самых первых свиданий наших, Но слова стали в горле комом, Каждый шаг был тягуч и страшен. Шли — не веря еще и веря — Мимо прошлого, мимо, мимо… Гарью дула в лицо потеря Безнадежно, непоправимо. На губах еще долго стыло Ледяных твоих губ касанье, — Потому что последним было, Как последнее целованье.

«Дай руку из небытия…»

Дай

руку из небытия, Вернись в наш плотный, громкий день, Ты, радость прошлая моя, Без света свет, без тени тень! Склонись к бессилью моему, Мой ропот злой останови, И снова на плечи возьму Я бремя горя и любви.

«Грозы серебряная тьма…»

Грозы серебряная тьма, Косой и щедрый ливень, И похоронный аромат Зеленоватых лилий. Чернеет мокрая скамья, Цветы мотает ветер. «Родная, слышишь, это я!» Не слышит. Не ответит. Душа напрасно знака ждет, – Он ею не заслужен. И только облако плывет В поголубевшей луже, И солнце свежее в траве Блестит таким покоем, Что не смутить его вовек Земной моей тоскою.

«Утром птица на кресте поет…»

Утром птица на кресте поет И дымится ранняя роса. В перьях птицы радугой восход, А твои померкнули глаза. Над тобой поставлен стройный крест И венком петуньи расцвели, И тебя давно корнями ест Жадный пласт прихлынувшей земли. Может быть, ты — лилий белый мед? Шмель, гудящий в солнечном луче? Может быть, ты птица, что поет У креста высоко на плече?

«Теперь могу уйти во тьму…»

Теперь могу уйти во тьму, Не причиняя зла, — Я всех пережила, кому Я дорога была. Кто взмолится: «Не умирай!» Кто запретит уйти? Всё тихо. В заповедный край Открыты все пути.

«Уходишь, всё легче во мглу скользя…»

Уходишь, всё легче во мглу скользя, — Прости, прошу! Казалось, дышать без тебя нельзя, А вот — дышу. Хоть радость неслышно ушла с тобой, Есть жизнь во мне: Должно быть, для жизни важнее — боль, Нужней, родней.

«Позабудь и стоны и хрипы…»

Позабудь и стоны и хрипы Тех, кто смотрит в лицо концу, — Крупнолистую ветку липы Притяни к своему лицу: Есть в расцвете ее блаженном То, что выше смерти и лжи, — И так медленно, так мгновенно Наше горькое счастье – жить.

«Там, шурша, струятся колосья…»

Там, шурша, струятся колосья, Словно шелк, на сухом ветру. Там находит тропинка лосья Черный пруд в вековом бору. Там, по пояс в низком тумане, Над болотами, не спеша, Утомленный проходит странник С богомолья — моя душа.

«Над просохшим сидишь ручьем…»

Над просохшим сидишь ручьем, Утомилась ты, И лукошко легко твое: В нем одни цветы. Ты напрасно бродила тут, У семи берез, — Без дождя грибы не растут, Как стихи без слез.

БЛАГОВЕЩЕНИЕ

О. Сергию Лягину

Чутко спит престарелый Иосиф. Чтоб Ее он услышать не мог, — Покрывало ночное отбросив, Пробежала — не скрипнул порог. К

первым лилиям сонного сада По ступенькам спустилась босой, Где зари золотая прохлада В скудных травах мерцала росой. Вот источник — струя ледяная, — Ей умывшись, легка и смугла, С полным ковшиком, капли роняя, Все на грядке цветы обошла. Ветер дунул в тугих кипарисах Ранним горьким дымком очагов, И еще на ступеньках не высох След неслышных девичьих шагов, А она у простого налоя В чистых сумерках кельи одна — Вся молитвой над пылью земною, Словно крыльями, вознесена, – Отдавая смиренную душу Богу — юной, но крепкой рукой… Вдруг, молитвенный сумрак наруша, Солнце хлынуло в тихий покой. И, глаза ослеплен но зажмуря, Их раскрыла, — и в пламени был — Нет, не солнце, — небесная буря, Горний ветер, гонец, Гавриил. А в руке его лилия сада В свежих каплях, стройна и бела, Что сейчас сорвана у ограды И в чудесном огне расцвела. И над малым, над плотничьим домом, Где Мария стоит чуть жива, Грозной музыкой, радостным громом Прозвучали святые слова. И умолкли… Всё так же, всё то же, Тесно, бедно простое жилье, — Только стала избранницей Божьей, Дух Господень сошел на нее. Только радость земную отбросив, Скорбь и счастье Ее вознесли, — И взглянул в Ее очи Иосиф, И склонился пред Ней до земли.

В ГОРОДЕ

1. «Черной пылью покрыт подоконник…»

Черной пылью покрыт подоконник, В зябких сумерках замкнутый двор. Воробьи на пожарном балконе Торопливый ведут разговор. Вдруг — молчок. Осторожно и быстро Градом падают в крошки и — хвать. И взлетают, как серые искры, И поодаль щебечут опять, — И щебечут, щебечут, щебечут, Как людей они видят насквозь, Как им темный подвох человечий Быстротой обойти удалось… И, готовя им новые крошки, В одинокой своей тишине, Он стоит, улыбаясь, в окошке, Благодарный их звонкой возне.

2. «На стволах студеный зимний глянец…»

На стволах студеный зимний глянец. В серых ветках ветер затяжной. На пустой скамейке двое пьяниц Сели тесно, к северу спиной. Вот один откинулся и замер, Вижу локоть выгнутой руки, – А другой следит, и пьет глазами, И считает долгие глотки. Им обоим нет дороги к дому И никто им на земле не рад… Оторвался первый и второму Молча, нежно отдает, как брат.

«Я стихов не пишу за столом…»

Я стихов не пишу за столом, У меня просто нету стола: Вечно близкий отъезд за углом, Так и жизнь потихоньку прошла. Но тетрадок плотнеющий вес Я по свету возила всему, — Только в самый последний отъезд Даже этих стихов не возьму.

«Цвета серого железа…»

Цвета серого железа Пухлый шрам среди ствола. Боль от старого пореза Посочилась и прошла; Но тверды и кругло-грубы Навсегда его края, — И сочувственные губы К ним прикладываю я.

«Не спрашивай, что будет там, потом…»

Не спрашивай, что будет там, потом, Когда настанет миг прощанья и свободы, — Ведь если что-то ждет — какое чудо в том! А если ничего… Какой великий отдых!

СТИХИ. Избранное (Нью-Йорк, 1980)

«Здесь, в этом мире многосменном…»