Город без людей
Шрифт:
— Селям алейкум!
— Алейкум селям!
Немного погодя Ахмед слышит, как всадник обменивается приветствием с отставшим секретарем суда.
Они останавливаются у источника, пьют ледяную воду. Приятно охладить губы, которые горят от молодого чеснока. Освежив водой загорелые лица, закуривают. Ахмеду хочется говорить.
— Бог в помощь, отец, — обращается он к крестьянину, работающему на поле около дороги.
— Спасибо, бейим.
— Что будешь сеять?
— Волею аллаха, кунжут.
— Нет, бейим, поле аги... Я испольщик.
Ахмед глубоко затягивается и кричит другому крестьянину:
—
— Здравствуйте!
— Что ты здесь делаешь?
— Да ничего, работаю.
— Это чье поле?
— Аги.
Отдохнув возле источника, Ахмед и его спутник не спеша отправляются дальше. Ночуют прямо в степи или в какой-нибудь деревушке. На четвертый день они достигли земляного моста, который природа воздвигла сама, словно зная, что цивилизация еще долгие века не будет заниматься этими затерянными уголками. Бурная горная река неожиданно исчезала под землей и появлялась метрах в семи по другую сторону дороги. Ахмед попытался на глазок измерить глубину пенящегося со страшным грохотом голубого потока и поблагодарил бога рек и земель за то, что тот соорудил такой мост. Поросшие тенистыми, раскидистыми деревьями огромные скалы противоположного берега напоминали фантастические статуи. Равнина кончилась, начинались горы.
Ахмед предпочел продолжать пешком это утомительное и в равной степени опасное путешествие. Взбираться по этим скалам верхом было невозможно. Спрыгивая на землю, он вдруг заметил в тени дерева какое-то темное пятно. Приглядевшись, он понял, что это спит человек.
— Может, поблизости есть деревня, спроси-ка у этого человека.
— Сейчас узнаем.
Секретарь спрыгнул с мула и направился к спящему. Это оказался седобородый старик крестьянин.
— Эй, отец...
Старик не шевелился. Секретарь суда потряс его за плечо.
— Да проснись же, отец.
Старик лежал не двигаясь и только приоткрыл глаза. Если бы не дрогнувшие веки, Ахмед подумал бы, что перед ним мертвец. Все лицо старика было в глубоких морщинах. Можно было подумать, что спит он под этим деревом с тринадцатого века, таким он казался сонным и древним...
Ахмед подошел к ним ближе.
— Извини, отец, мы разбудили тебя...
Старик смотрел на них невидящим, застывшим взглядом.
— Мы хотели спросить, есть ли поблизости деревня?
Старик медленно повернул голову налево и, слегка приподняв брови, указал на поднимавшиеся к небу скалы. Потом снова молча устремил свой потухший взор на путников. В этом взгляде было спокойствие паука, сидящего в своей паутине.
Ахмеду становилось страшно, когда он смотрел на скалы, нависшие над головой. Казалось, они вот-вот рухнут вниз. Его пугал шум низвергающейся с гор воды, шелест огромных деревьев, дикие крики птиц. И он закричал, желая услышать свой голос:
— Ты из той деревни, отец?
Старик покачал головой. Видно, не любит говорить или не считает нужным. Ахмеду непременно хотелось заставить его говорить.
— В деревне есть где переночевать? Скажи! Я судья из Мазылыка.
Крестьянин продолжал молча смотреть на него, но теперь взгляд его немного прояснился.
Он попытался выпрямиться и заговорил:
— Сынок, тебя султан послал?
«Этот старик совсем из другого мира... — думал Ахмед, карабкаясь по скалам и вытирая катившийся со лба
Два часа карабкались Ахмед и его спутник по скалам. К заходу солнца, обессилевшие, добрались они наконец до деревушки Карасабан [50] . Ахмед ворчал:
— Назвали тоже... А что пахать? Земли и не видно...
— Это ведь горные селения. Хозяйство у них небольшое. Разводят коз, торгуют дровами.
— Наверное, в деревне никого нет.
— Разрешите, я покричу?
— Давай.
Секретарь суда, сложив руки трубочкой, закричал:
— Староста! Эй, староста!
50
Карасабан — по-турецки означает плуг.
Из-за домика с камышовой крышей показалась чья-то голова. Человек неприязненно смотрел на прибывших.
— Земляк, не знаешь, где староста?
Не произнеся ни слова, человек исчез.
Секретарь суда разозлился.
— Ах ты, каналья, даже не ответил! Подождите немного, господин судья, сейчас я найду этого старосту.
Секретарь привязал мулов к дереву и отправился на поиски. Ахмед был без сил. Он вытер платком пот со лба, сел на землю и сидел так, пока не пришли секретарь суда и староста.
Староста уже успел расспросить обо всем секретаря суда.
— Добро пожаловать... Извините... Мой сын не узнал вас.
— Ничего, — слабо улыбнулся Ахмед. — Мы переночуем в вашей деревне. Есть где остановиться?
— Пожалуйста, оставайтесь сколько хотите. На улице не положим, место найдется.
Вечером, когда Ахмед, изнемогая от усталости, собирался лечь спать в маленькой комнатушке с земляным полом, которую ему отвели в доме старосты, за кирпичной перегородкой поднялся страшный шум. Ахмед прислушался. Ясно слышно было, как кто-то стонал. Входя в дом, Ахмед краем глаза успел заметить, что у старосты большая семья. В домике, напоминавшем маленькую коробку из-под чая, жило человек пятнадцать. Ничего нет удивительного, что стоит такой шум... Ахмед готов был примириться с чем угодно, лишь бы скорее лечь. Пока он отыскивал гвоздь в стене, чтобы повесить пиджак, в комнату, приоткрыв дверь, заглянул хозяин дома:
— Извини, бейим. У нас больная.
Оказывается, три дня назад жена старосты родила.
Мальчик здоровенький, как бычок, но роженицу точно парализовало, не может пошевелиться. Сейчас ее лечат старухи...
Ахмед постарался припомнить кое-что из уроков по судебной медицине: столбняк... эклампсия... После родов в подобных условиях все возможно. Ждать помощи врача в этой далекой деревушке, затерявшейся в горах, было бессмысленно.
— А чем ее лечат? — спросил Ахмед, но лучше бы и не спрашивал.