Город из воды и песка
Шрифт:
— Кофе на ночь? — рассмеялся здоровым белозубым смехом новый знакомый.
— Да ладно, там кофе-то, — сказал Войнов и, убрав подножку, вскочил на велосипед.
В одной из ближайших кофейных палаточек Войнов купил Прохору матчу, себе всё-таки капучино. Войнов даже не стал спрашивать, есть ли у Прохора деньги, способен ли он заплатить за себя, — да это было и не важно. Телефона, по крайней мере, у того с собой не было. Это он успел Войнову сообщить. Гаджеты — информационный шум. Надо отдыхать. Как можно чаще. Устраивать себе «разгрузочные дни» — дни сенсорной
Они сидели за столиком со своими горячими (сэнькс гад!) напитками, и Войнов почти ничего не говорил — только слушал. Как Прохор собирал апельсины и скалолазал в Испании. Сиурана и Маргалеф, Террадетс и Чулилья. Горы — ну конечно! Как Войнов мог забыть про скалолазание? Альпинисты, пожалуй, обладатели едва ли не самых красивых тел: подвижных, гибких, выносливых, просушенных. Поэтому Войнов продолжал беззастенчиво любоваться (только время от времени бросая короткие реплики) — дельтами, грудными, бицепсами и трапециями, красивыми ловкими пальцами, когда Прохор рассказывал про монгольские степи, про блеск и нищету Индии и жизнь в тибетском монастыре. В монастыре Прохор «выдержал» только три месяца.
— Так что там тебе не понравилось? — захотел уточнить Войнов. — Все мысли обращены внутрь, ничего внешнего. Как раз то, что надо.
— Так ведь это тоже ограничения. Можно ли достичь свободы, когда ты скован?
— Но только телесно…
— Без разницы. Душа и тело — всё едино. Всё должно быть в гармонии. И потом — надо знать, что творится за стенами буддийских монастырей. Там совсем всё не так, как представляется.
— Боюсь, в любом монастыре всё не так, как нам пытаются это показать.
— Стереотипы. Да, — согласился Прохор. — Картинки. Иллюзии. Ложь.
Потом Прохор снова перешёл к проблеме, волнующей его больше всего, — к нищете, социальному расслоению.
— Послушай, — говорил он, горя глазами. — Ну вот какая должна быть себестоимость твоей кофты, если её и так продают с семидесятипроцентной, например, скидкой. И в итоге она обходится тебе в четыреста-пятьсот рублей. Все магазины завалены барахлом за копейки. А это же ещё ткань, пошить надо, время потратить, ресурс, износ оборудования. А сколько получит та же швея? Пять центов? Они живут в коробках. Как крысы, я не знаю. Отвратительно.
И это всё Войнову тоже было прекрасно известно. Перепроизводство, неуёмное потребление, похабные, мизерные зарплаты. По сути — рабство. Кто-то — раб своих вещей, а кто-то — работодателей, своих хозяев. Вся экономика всегда, испокон веков была об этом. О владении, рабстве и обмане. Никогда ничего не поменяется. Иначе мир рухнет. Как ни печально.
Войнов достал телефон из кармана — проверить время. Было без двадцати одиннадцать. И ни одного сообщения.
— Торопишься куда-то? — спросил Прохор.
— Домой надо. Поздно уже. На работу завтра.
— Ты где-то тут недалеко живёшь?
Войнов кивнул.
— Один?
Войнов снова кивнул.
— А мне через пол-Москвы добираться. Я подумал, может, ты меня до утра впишешь? Я утром встану и сразу уйду, — Прохор посмотрел на Войнова прямым, обещающим, задорным
Вероятно, это мог бы быть один из лучших трахов в жизни Войнова, когда бы он мог получить реально улётное наслаждение, которое ему обещало гибкое, подвижное, закалённое йогой и медитациями тело. Вероятно, Прохор мог быть мастером в сексе. Но Войнов нащупал в кармане телефон, который уже успел спрятать обратно, после того как проверил время, и помотал головой:
— Прости, но меня ждут.
Коротко попрощался и прыгнул на велик.
Когда Войнов почти добрался до выхода из парка, услышал, как пискнул Вотсап. Он выехал из парка. Остановился у проезжей части, на светофоре. Только тогда вытащил телефон. Сообщение от Саши:
«Я сегодня лягу пораньше. Не очень себя чувствую. Простыл, наверное».
— Чё-ёрт! — вырвалось с досадой у Войнова.
«Я уже скоро буду дома, маленький. Всего минут через десять. Дождёшься меня?»
Войнов мчал, как бешеный. Доехал, верно, минут за семь. Бросил велик в прихожей. Упал на диван в гостиной. Звонить не решился, набрал: «Ты как? Санечка? Плохо?»
Сообщение было доставлено, но не прочитано. Войнов подождал пару минут. Ничего не поменялось. Звонить он не стал. Подумал с горечью: наверное, Саша уже отключил звук и лёг. Вот жопа! Жопа! Отчего-то Войнову казалось, что у Саши вовсе не простуда, а что-то более серьёзное. Только он не говорит. Сердце сжалось тугим обручем, хотя оснований для тревоги никаких не было. К чему Саше его обманывать? Но злое неприятное чувство засело где-то под сердцем, и Войнов не знал, что делать, чтобы его прогнать, от него избавиться.
Он подумал с тоской и каким-то странным тихим отчаянием, что Саша заболел оттого, что Войнов тусовался с Прохором, смотрел на него и глазами облизывал. Слушал и наслаждался. А должен был ехать домой и ждать Сашиного звонка. Должен был думать только о нём, а не заниматься чёрт знает чем с…
«Санечка, миленький. Родной мой. Я люблю тебя. Я так люблю тебя», — набрал Войнов. Посмотрел на сообщение… и не отправил его.
____________
? Дэб — это когда единорог делает вот так
? Так медленно-медленно (англ.)
? Детка поехала в Амстердам,
На четыре или пять дней, потусить на Больших каналах
А теперь всё так замедлилось, замедлилось (англ.)
Глава 12. Friday I'm In Love
Снова подобралась пятница. Незаметно так, по-подлянски. Тихим шагом. Ответов на вопрос, кто придумал понедельники, у Войнова (как и у всего человечества) не было. Но и кто придумал ужасные рабочие пятницы, он тоже не знал.
В самом деле, можно же ненавидеть понедельники и иметь единственным желанием только взять ружьишко, выйти на улицу (впрочем, и на улицу не обязательно, достаточно распахнуть окно), э-эх! — и начать палить. Направо, налево… Потом пожать плечами и честно признаться: да так просто… потому что «I don’t like Mondays»?.