Город заблудших

Блэкмур Стивен

– За внешнюю нормальность. Да пребудет она с нами вечно. – Она отпивает коктейль и спрашивает: – Что привело вас сегодня сюда? Трагедия или комедия?

– А должно быть одно из двух?

– Так подсказывает опыт.

Ну, это легкий вопрос.

– Тогда трагедия.

– Жаль это слышать. Впрочем, одно от другого мало чем отличается. Все зависит от того, есть ли у истории счастливый конец.

– И то правда.

Я знаю, она как-то связана с камнем и тем, что со мной произошло, но есть в ней что-то

такое, отчего мне с ней легко.

– Мне кажется, ваши проблемы могут открыть для вас кое-какие интересные возможности, – говорит Саманта.

Еще б тебе не казалось.

– И сейчас вы попытаетесь завербовать меня в «Амвей»?

– Скорее к унитариям, но я уже вижу, что вы не из приверженцев религиозных течений. К тому же они меня выгнали с треском.

– Забавно. У меня были такие же проблемы с методистами.

Я бы и рад сказать, что это самый странный разговор за долгое время, но последние сутки были нехилым уроком на тему чокнутых странностей всякого рода. К тому же с ней просто чертовски приятно общаться. Легко и весело. Как минимум на несколько минут я могу забыть о бессмертии, зомби и о том, что не дышу.

– Ну а вы? – спрашиваю я. – Что привело сюда вас?

– Заскучала. Решила узнать, что это за место. Неплохая здесь атмосфера. – Она дарит мне ослепительную улыбку. – И люди, кажется, неплохие.

– То есть вы не завсегдатай?

– Ни в коем случае. Хотя вынуждена признать, шоу мне понравилось. – Саманта будто впервые замечает мой скотч. – Если бы я знала, что вы любитель серьезных напитков, то не стала бы угощать вас этой гадостью. Что вы пьете?

– Да ерунда. – Я подвигаю к ней бокал. Действительно, какая к черту разница, если нажраться все равно не светит?

Она берет бокал, принюхивается, оценивает деликатный вкус.

– «Обан». Довольно дорогая ерунда.

– А вы разбираетесь в шотландском виски. Считайте, этот бокал ваш. Притворимся, что первый обязательный шаг в программе сделал я.

– Обязательный? Звучит так, будто кому-то срочно надо вскрыть фурункул.

– Ну, если не хотите… – Я придвигаю бокал к себе, но ладонь Саманты накрывает мои пальцы. От ее прикосновения меня будто током бьет.

Контакт длится несколько неловких секунд. Ее голос смягчается:

– Я как раз в настроении для скотча. Спасибо. – Она смотрит на мою руку. – Вы ужасно холодный.

Не зная, что на это ответить, я убираю руку.

– Простите.

Наверное, сейчас я комнатной температуры. Надо будет придумать, как это скрывать. Может быть, перчатки?

Саманта сжимает мои пальцы:

– Нет, это даже приятно. Успокаивает. – Переворачивает мою руку ладонью вверх и до странности пристально смотрит на нее. – А вот это уже любопытно.

– Что? Рука?

– Это, знаете ли, окно, через которое можно заглянуть в душу.

–

Многовато вы возлагаете на какую-то руку.

Она переворачивает мою ладонь, смотрит на нее, как ювелир на неограненный алмаз. Трогает кончики пальцев, шрамы на костяшках, внимательно изучает каждую полоску и борозду.

– Вы боец. И у вас проблемы с законом. Видите эту линию? Вот здесь? – Саманта проводит пальцем по длинной полоске через всю ладонь. – Это значит, что у вас впереди долгая жизнь. Но вот эта, – она прикасается к другой, возле большого пальца, – говорит о том, что вы рано умрете.

– О чем еще вам говорит моя рука?

– О том, что у вас слабость к привлекательным блондинкам, которые пристают к вам в барах для фетишистов.

– А вы в этом деле молодец.

– Это дар.

Внезапно я осознаю, насколько она близко. Ее сильный, сладкий аромат перебивает даже потную вонь толпы. Она пахнет, как теплое лето, лимонад и солнечный свет, проникающий сквозь листву. И под всем этим таится что-то чуть более пряное, темное.

Я бросаю взгляд на свою руку, ищу признаки разложения. Но ничего нет. И на этот раз я чувствую себя совсем не так, как с проституткой. Тогда был голод, слепая потребность. А сейчас я будто отмокаю в горячей ванне. Чистый расслабон.

Однако такая роскошь мне не по зубам.

Я убираю руку.

– Не хочу портить момент и все такое, – говорю я, – но я вам в отцы гожусь.

– Вот уж вряд ли, – отвечает Саманта. – Мой отец был лысым сапожником, который регулярно избивал свою жену. А у вас на голове волос предостаточно.

– Я говорил совсем не об… – Она закрывает мне рот, прижав палец к моим губам. Еще одно прикосновение.

У меня перед глазами постепенно остается только она. Есть только она и я. Даже музыка куда-то исчезает.

Между нами появляется голова барменши. Она говорит, что можно сделать последний заказ, и момент очарования испаряется.

Саманта вздрагивает, как будто только что проснулась:

– Ну надо же, все становится куда интереснее.

Я оглядываюсь и удивляюсь, как поредела толпа.

– Да уж, потеряли немного времени.

– Потеряли – значит, потратили впустую, – говорит она. – А знаете, из моей квартиры в Санта-Монике открывается потрясающий вид. Не желаете взглянуть?

– Что ж, это зависит от…

– Чего?

– Друзья вы с Джаветти или нет.

Слова виснут в воздухе, делая его густым и тяжелым. Судя по сочным губам Саманты, она слегка обижена, но по-прежнему смотрит мне в глаза.

– Неужто я переиграла?

– Самую малость. – Знал же, что все сплошная показуха, но все равно разочарован, получив подтверждение. – То есть, насколько я понимаю, вы с Джаветти знакомы?

– Более или менее. Я слышала, вашими стараниями он исчез.