Господин следователь. Книга пятая
Шрифт:
Первого супруга она схоронила. Сам ли умер, нет ли, вопрос открытый. Второго на каторгу отправила. Или, мы второго считать не станем, если брак аннулирован? Надо у отца Космы выяснить. Стало быть, не третий муж, а только очередной. Ефим Савельевич Добряков из Тихвина… А ведь из Тихвина был покровитель (не исключено, что и любовник?) Анастасии Тихоновны. Как там его — Фрол Фомич Челноков, купец первой гильдии из Тихвина, но имеющий огромные связи в столице. Челноков купил акции, похищенные у Борноволкова. Господин Наволоцкий — высокий
Добряков из Тихвина. Случайность или нет? Предположим, купец приказал кому-то из приказчиков жениться на своей любовнице. Так тоже бывает, если в придачу к бывшей любовнице денежку дадут. Вопрос — для чего купцу это нужно? Из человеколюбия или из-за чего-то другого? Или я строю какие-то ненужные гипотезы? Посмотрим, как дальше станут события развиваться. Нет, насяду я на Абрютина, пусть берет дамочку под плотный надзор. И преемнику своему, если Василий Яковлевич на повышение согласится пойти, ее передаст.
— Спросить вас хотела, господин следователь. Если у кого-то из черепан свою мебель увижу, обратно вернуть могу?
Интересный вопрос. В сущности, черепане, воспользовавшись ситуацией, совершили тайное хищение чужого имущества. А красть нехорошо, даже если воруют у нехорошего человека.
— Можете вернуть, — твердо ответил я. — Если увидите у кого-то свои вещи, мебель, так и скажите — возвращайте добром, а иначе в суд подам. Правда, — заметил я, — вам свидетели нужны будут, которые подтвердят — мол, лавка эта или буфет у Анастасии Тихоновны стояли, подтверждаем. Но вначале добром попросите, а потом жалобу на имя исправника подадите. Думаю, его высокоблагородие прикажет городовому вместе с вами по соседям пройтись.
Про себя же подумал — если горожане откажутся возвращать — а большинство и откажется, кто же сознается в краже? — так всю эту хренотень мне и выпадет разбирать. Стоп, а отчего мне? Вряд ли буфеты и горки стоят дороже пятисот рублей. А меньше пятисот — так это к мировому судье. И мучиться станет городовой Федор Смирнов, который гостиницу караулил. Кладоискатель, хренов. Молодец, конечно, что клад городу подарил, но допустил, чтобы из вверенного под его надзор помещения совершили кражу.
Явился домой, а там моя кухарка, домоправительница, литературный агент… Кто она у меня еще? В общем, многоликая Анна Игнатьевна потрясает конвертом, вместо того, чтобы принять у хозяина шинель.
— Иван Александрович, вам письмо от редактора.
Вижу, давно мучается, желает узнать — что там пишут, но вскрыть письмо, адресованное мне, стесняется. Молодец, конечно, но хвалить не стану. Для порядка наворчал на девчонку:
— Анька, ты совсем службу завалила? Кто меня раздевать станет? А куда мои тапочки девала? Сейчас вот, как дам по заднице!
— А чего сразу по заднице-то? — деланно завозмущалась девчонка. — Как всегда — чуть что не так,
Зажав конверт зубами, принялась стаскивать с меня шинель, но я это дело пресек. Ухватив конверт, вытянул его из пастенки, положил на табурет:
— Анька, ты зачем грязную бумагу в рот тащишь? Письмо, пока к нам из Питера шло, невесть где побывало. Там всякие микробы сидят. Иди рот полощи.
— Да какие микробы? И конверт чистый. И шинель вот…
— Анна, без разговоров, — строго сказал я. — Шинель сам повешаю, тапочки найду. Сто раз тебе говорил — не тащи в рот всякую дрянь. То, что чужие руки хватали, в рот брать нельзя. Все, вперед. Воду бери кипяченую. А иначе я тебе клюв с мылом вымою.
Нюшка, как умная кошка, по интонациям понимает, когда можно спорить, а когда хозяина нужно слушаться. Уныло поплелась на кухню. Слышу, бубнит под нос — дескать, Иван Александрович такой большой, а каких-то мелких микробов боится. Но водички набулькала — наверняка символически, но хотя бы так.
Пока девчонка полоскала рот, успел скинуть шинель, разуться и влезть в тапочки.
— Анька, если хочешь — первая прочитай, — предложил я.
— Нет уж, лучше не надо, — покачала головой моя маленькая прислуга. — Письмо для вас, так сами и вскрывайте.
— Читай, не выпендривайся, — усмехнулся я, передавая Нюшке конверт. — Вижу, что ты от любопытства умираешь. (Собирался выразиться иначе — типа, лужу напустишь, но не стал. Я ж человек воспитанный, пример подросткам должен подавать.) Мне все равно еще нужно умыться, в домашнее переодеться. И впредь, кстати, смело можешь всю почту от издательства вскрывать и читать. Считай, что это наша деловая переписка.
Переоблачившись в домашнюю одежу — то есть, сменив служебные штаны, накинув халат, пошел читать письмо.
Что там пишет господин Лейкин?
А господин Лейкин выражал радость, что автор «Приключений деревянного человека» отыскал себе переписчика, который блестяще владеет грамматикой, поэтому редактирование двигается гораздо быстрее и они скоро начнут верстку. Но сказку станут издавать лишь тогда, когда в редакционном портфеле наберется половина материала. Но еще лучше, если я в ближайшее время пришлю им всю повесть. Еще издатель выражал согласие повысить оплату с восьми копеек за строку до девяти.
И в заключение издатель и главред «Осколков» настойчиво просил, чтобы г-н Чернавский подобрал себе более подходящий псевдоним. Дескать «Жан Борок не подходит для веяний текущего времени и следует взять что-то русское».
Так, любопытненько. Точно, тенденция.
Нюшка, успевшая ознакомиться с письмом раньше меня, переминается с ноги на ногу. Ладно, начнем с самого простого. С веяний времени. Значит, мода на «русский стиль» не только в гостиничном бизнесе, но и в издательском. Никогда не был силен в выборе псевдонимов.