Господин следователь. Книга пятая
Шрифт:
— А я смотрю — его благородие, господин следователь идет. Думаю, не к нам ли он? Надо выйти, спросить. Если желаете нумер себе заказать — всегда пожалуйста, — улыбнулась женщина. — Правда, не обессудьте, цены теперь повыше — по рублю господский нумер сдаю. Так сами понимаете — убытков много, расходы, теперь вот, придется возмещать.
Еще бы расходов у нее не было. И сама в тюрьме посидела, и муж на каторгу ушел. А присяжному поверенному, который разливался соловьем, уверяя, что бедная женщина оказалась жертвой обстоятельств и мужа-злодея, сколько пришлось отдать?
Как ни присматривали за домом, но все равно, добрые горожане кое-что из мебели и посуды успели растащить.
— Спасибо. Если соберусь снимать нумер, так только к вам, — усмехнулся я.
— Да-да, Иван Александрович, только к нам. Вы человек молодой, пока неженатый. Да и поженитесь, так мало ли что… У меня нумера есть для встреч. И чистота обеспечена, и болтать никто не станет.
Знаю я про нумера для встреч. И еще знаю, что берешь ты с местных проституток процент, а тех, кто не отдает, приказываешь избивать.
Но говорить я о том не стану. Жалобы девицы легкого поведения не подают, а пугать хозяйку — только сотрясать воздух. Я не воспитатель в институте благородных девиц и с проституцией не собираюсь бороться. Кажется, уже как-то упоминал, что по моему разумению, от хорошей жизни на панель не идут? И с проституцией покончить легко — нужно ликвидировать тех, кто пользуется услугами «жриц любви». Не будет спроса, не будет и предложения.
Но свои мысли предпочитаю оставить при себе. Разумеется, с Абрютиным поговорю, а Василий Яковлевич, по мере возможности, сюда своего человечка внедрит. Идеально бы коридорного или горничную, но это уж, как пойдет.
Пусть муж с работником и взяли всю вину на себя, но я до сих пор считаю, что управляла ими сама хозяйка. Такие места обязательно надо держать под контролем.
Кивнув на вывеску, спросил:
— Это вы пошутить решили? Если уж памятник Петру Алексеевичу, назвали бы гостиницу Санкт-Петербургом. Для Москвы бы лучше памятник Минину с Пожарским подошел.
— Ох, Иван Александрович, лучше не говорите, — всплеснула руками хозяйка. — Хотели, чтобы вывеска покрасивше была. Супруг мой живописца нанял — Сашкой звать, фамилия Прибылов, пять рублей только за холст ему заплатил, да пятнадцать за работу. Велел ему что-то такое нарисовать, московское. Даже открыточки дал, где аккурат и памятник Минину с Пожарским изображен, и Собор Василия Блаженного. Что бы ему попросту не срисовать? Ему, как человеку, сарай для трудов отвели и четыре лампы керосиновые, чтобы света побольше. Наутро мужики пришли, холст на доски натянули, да вывеску и прибили. Мы посмотрели, ахнули. Известно же, что памятник Петру Алексеевичу, на котором он с конем шведа топчет, в Петербурге, а не в Москве. Муж его даже побить хотел, да что толку? Сашка в сарае лежит, распьянехонек. Всю ночь пил и вывеску вырисовывал. Растолкали его, а он еле-еле языком ворочает, но говорит — да так гордо, ну и что, что Медный всадник в Питере? О том каждый дурак знает. Вот он, он живописец, он Петра Алексеевиче в Москве видит! Он Петра Алексеевича спьяну увидел в Москве или у художников так положено? Мы тут подумали и решили — уж больно хороша вывеска, жаль снимать. Сашка у нас пока. Пьет, правда, но все равно, художник отменный. Он нам уже и стены покрасил, а поверх краски человечков смешных нарисовал. Постояльцы говорят — ради смешных картинок у вас останавливаться
— А если Москву замазать, да Санкт-Петербург вместо нее написать? — предложил я. — Можно даже ничего не снимать, стремянку поставить. Медный всадник сбоку, краска на него не нальется.
— А Санкт-Петербург в городе уже есть, — сообщила хозяйка. — Гостиница «Лондон» теперь «Санкт-Петербургом» именуется. Зачем в Череповце две столицы?
Ну да, ну да. Две столицы в захолустном городке — многовато.
— А «Континенталь» старое название сохранила? Или стала… «Самарой» там, «Нижним Новгородом»?
— «Континенталь» теперь «Севастополем» прозывается.
Севастополь — не Москва или Санкт-Петербург, но название громкое. Как-никак, город русской славы. Но что-то я выпал из жизни. И Нюшка мне новости на хвосте не принесла. А у нас, понимаете ли, гостиницы переименовывают. Тенденция, однако.
— С чего вдруг гостиницы кинулись переименовывать? — полюбопытствовал я.
— Так мода нынче такая, — пояснила хозяйка. — Хозяин «Лондона» в Петербурге по делам был, говорит, там теперь в моде все русское. Вот, он и решил, что надо гостинице другое название дать. Долго не думал, Санкт-Петербургом и назвал. А мы-то чем хуже? Но коли Петербург занят, так мы Москвой стали. И картина с памятником у нас есть, а у них только буквы.
Мода пошла… Да, начинаю вспоминать. Как раз с государем-императором Александром Александровичем мода и пошла. И храмы отстраивали, и жилые помещения. В советское время за стилем закрепился термин «псевдорусский», но теперь (я имею в виду свое «прошлобудущее»), именую попросту русским. Что там еще было? Названия, это понятно. Элементы народной одежды… Кажется, даже придворные балы устраивались в русском стиле?
Отчего у нас любят давать гостиницам названия городов? В Новгороде видел «Дрезден», а еще есть «Варшава». Почему бы не давать более оригинальные названия? Читал, что в Европе сплошь и рядом отели прозывают — «Луна и яичница», «Золотой карп», «Кот с яблоком» или что-то такое, мифологическое «Владычица озера», «Меч короля Артура». Почему бы в Череповце «Англетер» не переименовать в какую-нибудь «Крынку и Динку» или «Леший из Коротова»? Недавно узнал, что мужики, живущие у болот, всерьез уверены в существовании «Рудного Артемки» — маленького бородатого мужичка, у которого вместо ног утиные лапки. Бегает такой Артемка по болоту, охраняет железную руду. Как я понимаю, это местный вариант анчутки. И были бы названия оригинальными, вполне в русском стиле.
Анастасия Тихоновна продолжила:
— А рисунок этот, где памятник с государем — даже и хорошо, пусть и неправильно. Так ведь не все и знают, что царь на лошади в Питере стоит. А те, кто знает, посмотреть придут, посмеются, да у нас и остановятся.
Я покивал. В принципе — любая реклама хороша, кроме некролога. Что-то я еще собирался спросить у хозяйки? А, она про супруга упомянула. Третий брак? Хм… Ах, с Николаем-то теперь не считается.
— Да, вас поздравить можно? Замуж вышли?
— Можно, — слегка зарделась хозяйка. — Я же, коль Николай-то Кошелев, супруг мой бывший, душегубец проклятый, на каторгу пошел, лишился прав, стала свободной. Муж мой нынешний, Ефим Савельевич, не из наших, не черепанин, а из Тихвина, но так оно и лучше. И человек он хороший, по торговым делам мастак, не посмотрел, что в городе обо мне гадости болтают. И не злодей, каким мой прежний супруг был. И не Кошелева я теперь, а Добрякова. Фамилия такая, что надо ее оправдывать.
— Что ж… Как говорится, совет, да любовь, — поздравил я женщину.