Град огненный
Шрифт:
— Тебя я больше в осиные разборки втягивать не стану. И опровержение дам. Не рухнет твоя карьера. Обещаю.
— Откуда… знаешь?
— Знаю, — твердо произношу я и усмехаюсь: — Ферзь я или кто?
Конечно, я мог бы рассказать о встрече с Поличем. И о том, что дубликат украденных материалов о Четвертом эксперименте отправлен курьером в рабочий кабинет Тория. А, может, о том, что скоро мы найдем доказательства незаконных делишек Морташа, и тогда он за все ответит… Но Виктор явно не в том состоянии, чтобы выслушивать мои откровения.
— Ты много сделал для васпов, Вик, — говорю
— Сами… хреново справляетесь, — бурчит Торий.
— Дай нам последний шанс.
— Что-то мне подсказывает, я пожалею об этом, — ухмыляется он.
Я вытираю рукавом лоб и гляжу в сторону, прислушиваясь к шуму автомобильных шин. Тревога гложет изнутри, и в этот раз мы не имеем права проиграть.
— Возненавидеть меня всегда успеешь, — отвечаю я. — Но ты столько раз говорил, что мы живые. Что мы почти люди. А ведь люди ошибаются. Совершают нелогичные вещи. И разыскивают по всему городу загулявших друзей.
Он прыскает от смеха, икает и прикрывает ладонью рот.
— А теперь… пожалуйста… — прошу я. — поехали домой. Лиза ждет.
Такси выруливает из-за поворота. Я крепче перехватываю Виктора, но он упирается мне в грудь, спрашивает:
— По-годи… скажи… ты ведь был с ней?
— Был с кем? — уточняю я.
— С Лизой… тогда… ты спал с ней?
Он смотрит настороженно, пытливо. Три года прошло, а он все помнит? Спрашивал ли когда-нибудь у жены о том, что случилось? Вряд ли. То была душная и жаркая осень, нещадно палило солнце, и я кипел изнутри, мучимый жаждой крови. Я пришел за Лизой, чтобы дать ей силу и власть Королевы васпов. Но на самом деле мной манипулировали, я потерял контроль, и животные инстинкты взяли свое.
— Не успел, — говорю я, наблюдая, как пыль летит из-под колес притормаживающей машины.
— Врешь? — выдыхает Виктор.
Качаю головой.
— Нет. Ты пришел вовремя.
Виктор щурится, стискивает кулак, держит на весу, потом опускает руку.
— Ты чуть не изнасиловал мою жену, сволочь.
Извинений никогда не бывает достаточно. Чтобы все принять и простить, нужно время. И доверие, пожалуй.
— Я был зверем тогда. Прости.
— А сейчас? — спрашивает Виктор. — Сейчас кто?
Хотел бы ответить, да не знаю. Профессор сникает, отводит глаза. Нижняя губа дрожит, но злости нет. И ненависти тоже. Может, он и злился потому, что не мог ненавидеть?
На счастье, с заднего сиденья такси срывается неофит и, подбегая ко мне, подхватывает Виктора под другую руку.
— Поедешь с ним, — говорю пацану. — Сдашь лично жене.
— Так точно, господин преторианец! — чеканит он.
Мы вдвоем дотаскиваем профессора до машины. Водитель смотрит неодобрительно, но молчит. Полагаю, с ним уже договорились и рассчитались. Торий заваливается на сиденье, но дверь закрывать не спешит.
— Ян, — окликает он. — Это правда?
Я останавливаюсь.
— Правда что?
— Что ты… и Лиза… что вы беспокоились обо мне?
— Правда, Вик.
Он расплывается в улыбке.
— Спасибо… что вытащил из канавы.
И ком напряжения, ворочающийся где-то в груди, тает и исчезает
— Звони, как надумаешь снова. Вдвоем валяться веселее.
Добираюсь на автобусе, истратив последнюю мелочь. Раздвижные двери никак не хотят открываться, ходят туда-сюда в проржавевших пазах, пока я не луплю по ним мыском ботинка. Водитель неодобрительно глядит в зеркало, а я бросаю в лоток горсть монет и спрыгиваю прямиком в лужу.
Проклятье!
Выбираюсь на уцелевший островок асфальта. Дороги здесь разбиты в хлам. Железная коробка остановки, когда-то выложенная разноцветной мозаикой, накренилась и проржавела. Слева от меня ввинчиваются в небо полосатые трубы завода. Справа тянется железная дорога. Впереди, за железнодорожной насыпью, возвышаясь над чахлой порослью и коробками заброшенных строений, торчит демонтированный клык моста.
— Внимание: поезд! — вслед за механическим голосом диспетчера слышится шум приближающегося состава.
Из-под навеса вышагивает темная фигура. Тлеющий окурок падает в грязь.
— Заждались тебя, босс, — негромко говорит Франц и расплывается в ухмылке.
Бывший сержант выглядит осунувшимся и небритым. Правый глаз вытаращен и отливает свежим багрянцем из-за лопнувших сосудов, под носом коркой запеклась кровь.
— Кто тебя?
Франц шмыгает, чешет поврежденный глаз.
— Блокада Селиверстова. Паршиво, но не смертельно. Пришлось прерваться. Рэн подменит.
Ощущение «уже-виденного» окутывает, как выхлопы отходящего автобуса. Фантомная боль простреливает висок. Привкус меди на языке. Знаю, насколько паршиво это бывает, и говорю:
— Не геройствуй, Франц. Ты мне нужен живым, — медлю и добавляю: — И загорец тоже.
— Об этом не беспокойся, босс! — радостно отвечает сержант. — У нас все под контролем. Припугнули слегка. Разогрели, чтобы посговорчивее стал. И не только загорца.
И пока мы шагаем по разбитому асфальту мимо недостроенных зданий, мимо торчащих из земли кусков арматуры, Франц рассказывает, что произошло этим утром здесь, на окраине привокзального района.
— Мы его почти до остановки довели, — начинает сержант. — Дальше не стали. Ежу понятно, что тут осядет. Дальше лесополоса да заводы. Разве что по железке укатит. Только куда ему катить? За провиантом пошел — значит, тут обосновался. Да и не один, это как пить дать. Я хотел было на мусоровозе поближе подъехать и разведать. Только вот что подумал, босс. Мусоровоз тогда на свалке приметили. Спугнул бы их.
Начинает накрапывать дождь. Я поднимаю воротник куртки и смотрю под ноги, перепрыгивая лужи и обломки кирпичей.
— Внимание: поезд! — громче повторяет диспетчер.
Состав грохочет совсем рядом, сердце колотится в такт.
— Рэн со своими ребятами с востока обошел! — почти кричит Франц, огибая рукой дугу. — Через вокзал проскочил и на ту сторону вышел. Подумали: если побегут, то к лесополосе. И как в воду глядели, босс! Засек нас загорец.
Поезд вылетает из-за деревьев справа. Сержант замолкает. Следит, как качаются и подпрыгивают на стыках вагоны. Потом оборачивается ко мне, дергает за рукав.