Град огненный

Ершова Елена

— Личный номер?

— Пять, Е, сто семьдесят шесть, двадцать…

Надо же, сто семьдесят шесть. Как у меня. Только Улей из внешнего круга, приграничный.

— Зовут как?

— Берт.

Имя произносит стеснительно, не привыкли еще рядовые по именам представляться.

— Докладывай.

Берт прикуривает, чиркая спичкой.

— Так точно, господин преторианец. В квартале отсюда. В баре «Восьмерка». Ушел примерно в пять-двадцать. Где сейчас не знаем. Но ищем.

Пил всю ночь, как я и предполагал.

Зараза.

— У меня еще для вас доклад, — продолжает Берт, затягиваясь. — В привокзальном районе загорца засекли.

Вздрагиваю, почти не ощущая, как пепел падает на мою руку. Стряхиваю его и гашу окурок о скамейку.

— Как?

— В ларьке отоваривался. Там у одного из наших краля торгует. Она и заметила.

— Выследили?

Берт довольно скалится.

— Так точно, господин преторианец! До самой промзоны на хвосте болтались. Соскочили аккуратно. Прочесать теперь — дело плевое. Ждем указаний.

Играю желваками, наблюдая, как голуби копошатся у ног старухи. Глупые бесполезные птицы. И некоторые люди не умнее. Будь иначе — стал бы профессор биологии напиваться в сомнительном баре? Горе не заливать, а множить. Себя подставлять. Бабу свою подставлять. Глупый и нелогичный, как все люди. Бросить бы его к чертям, и пусть сам выпутывается. Вот только не могу…

С досады пинаю камень. Он выстреливает прямо в голубиную стаю, и птицы в панике взлетают над аллеей, как серое облако. Старушка неодобрительно глядит в нашу сторону, бормочет: «Черти…»

— Держите оцепление, — говорю я. — Не спугните только. Но и улизнуть не дайте. А Тория ищите. Разберусь с ним, потом уже с загорцем.

— Так точно! — салютует Берт, а я киваю ему и поднимаюсь со скамьи. На часах десять утра. Надеюсь, что найду Тория до полудня. Или до того момента, как загорец со своими приятелями почует слежку.

Время летит слишком быстро. В Улье оно тянулось медленно, как сахарная баланда. Здесь же летит, как пуля, и может убивать. Не успеешь — не спасешь.

Я все-таки успеваю.

Торий лежит за гаражами, ничком в бурьяне. Без куртки и без ботинок, зато живой. От мертвого несло бы гнилью, а не ядреным сивушным духом. За моей спиной лепечет бывший неофит:

— Вот так он и лежит с утра, господин преторианец. Я тут мусор прибирал. И вот… Подошел — живой. Уже хотел скорую вызывать.

— Не нужно пока, — бросаю через плечо, и лезу в бурьян, чертыхаясь и цепляя репьи штанами. Из-под ноги выкатывается пустая бутылка.

— Вик! — зову его.

Не реагирует. Лицо мертвенно бледно, губы приоткрыты. Сколько он тут провалялся? Присаживаюсь на корточки, прислушиваясь к дыханию. Запах валит с ног. Прощупываю пульс на шее — бьется. Дыхание ровное. Уснул или потерял сознание? Как же не вовремя! Как по-дурацки!

— Вставай, пьянчуга! — тормошу его и бью по щекам. Торий всхлипывает, бурчит что-то под

нос. Голова мотается по прошлогодней траве, в спутанные волосы набились репьи.

— Вставай!

Растираю ему уши и щеки. Торий пускает слюну, отмахивается:

— Бр-рысь! Оса, кыш!

Узнает. Очнулся, зараза. Жалею, что рядом нет канавы, куда можно бы макнуть его головой.

— Я тебе покажу и брысь, и кыш!

Встряхиваю за ворот. Виктор икает и открывает глаза — мутные, покрасневшие. Выглядит не лучше, чем после пыток.

— Оставь, — шепчет он. — Сдохнуть… хочу…

— И не мечтай, — снова встряхиваю его, не позволяя провалиться в беспамятство. Торий загребает горстью сухую траву и швыряет в меня.

— Оставь… г-говорю! Пшел!

— Оставлю, когда домой привезу, — и кричу неофиту, отирающему гаражную стену: — Вызывай такси! Деньги вот…

Протягиваю купюры. Проверять у Тория бесполезно: наверняка стащили вместе с ботинками и курткой. Хорошо, штаны на месте. Неофит забирает деньги и скрывается за гаражами. Расторопный малый, дельный бы солдат получился.

— Не поеду… никуда, — бормочет Торий. — Друзья мои где? Петер… Макс…

— Смылись Петер и Макс, — отвечаю, ныряя Торию под руку. — Обокрали. В следующий раз выбирай, с кем пить.

— А? Не-ет! — убежденно тянет Виктор и валится на меня. — Они… правильные мужики! Не то, что…

Икает, так и не договаривая фразу. Я не жду продолжения, пытаюсь выволочь Тория из бурьяна. Он шатается, цепляется носками за репейник. А время бежит. Я кожей ощущаю, как струится мимо нас, секундами оседая в придорожную пыль. Что там с загорцем? Ушел или нет?

— Домой поедешь, — цежу сквозь зубы. — Тебя жена обыскалась.

— Лиз-за, — выдыхает Торий. Перегаром разит наповал. Хоть самому закусывай. — Зачем я ей… такой?

— Ничего. Проспишься — как новый будешь.

Торий надсадно смеется, заходится в кашле, почти пригибает меня к земле. Я вспоминаю, как тащил его из разбомбленного Улья, и не мог оставить тогда. А сейчас не могу тем более.

— Моя работа… дело всей жизни, — хрипит Виктор. — Все к чертям собачьим! Все под откос! Смеются теперь… надо мной. Пальцем тычут: глядите! Вор! Предатель! А меня самого… предали… никому нельзя доверять! Правильно, оса? Спасибо тебе за науку!

— И тебе спасибо, человек, — отзываюсь я и останавливаюсь, чтобы отдышаться. — У тебя тоже есть, чему поучиться.

— Ч-чему? — он отстраняется, пытаясь заглянуть мне в лицо.

— Как признавать ошибки. И исправлять их.

Он щурится с недоверием. Осунувшийся, небритый — совсем как тогда, на болотах. Правильно ли я поступил, клюнув на приманку лучшей жизни? Правильно ли поступаю сейчас? Не будет ответа. Никто не примет решение за меня, и я продолжаю говорить так доверительно и спокойно, как только могу: