Град огненный
Шрифт:
— Бориса… тоже убил Вацлав? — спрашиваю я.
— Он, он! — плаксиво причитает загорец. Сейчас он готов обвинять кого угодно, но у меня нет причин не верить ему: все они в одной лодке. Всех рано или поздно настигнет возмездие. — Когда он заметил другого васпу… дворника… он сразу заподозрил, что вы что-то знаете. Он приказывал нам следить. Я… хотел все рассказать, клянусь! Я не убийца! Но боялся Вацлава… и Борис тоже… я слышал, как они однажды ругались. Борис говорил… что свалку надо сравнять с землей. Потому что нас раскроют… полиция или васпы, без разницы!
Я уже знаю, что тогда. Здесь нет прибора профессора Полича, закрывающего чужие мысли, подобно экрану. И я стою достаточно близко, чтобы почуять: он не врет. Трусит, преувеличивает, выгораживает себя, но не врет.
— Вы все свалили на Расса, — говорю я, вглядываясь в дождливую пелену. Серый день постепенно соскальзывает в сумерки. Тени густеют. Ноздри улавливают запахи сырой земли и мокрой коры. — Выследили его.
— Это было легко, — тут же подхватывает загорец. — Вацлав отправил меня… и… я знал, когда васпа уходит… и приходит… он не закрывал комнату. Что там брать? Войти было просто…
— Подонок!
Я все-таки бью его в переносицу. Загорец качается назад, испускает вопль. И перед глазами взрывается фейерверк. Я зажмуриваюсь и прикусываю язык, пытаясь справиться с ослепляющей болью. Другой рукой механически хватаю загорца за воротник. Кажется, удерживаю. Но так хочется отпустить. Он вопит, и вопит, и вопит на одной ноте. Дергается в моих руках, как раненая ворона.
— Зат… кнись! — выдыхаю сквозь зубы.
Ведь если не заткнется — я намерено толкну его на рельсы. На эти блестящие ножи, вдоль разрезавшие насыпь. На мокрую траву и гравий. На корм чудовищам с кривыми плавниками и глазами, похожими на пистолетные дула.
Я удерживаю его. Проглатываю слюну и кровь, и разлепляю ресницы.
Живой.
А еще меня поддерживает сержант Франц. Он стоит справа. А слева — офицер Рэн. И сзади полукругом обступили васпы. Мои ребята, действующие четко и слаженно. Как раньше, как много лет назад.
Я позволяю Францу и Рэну оттащить меня от загорца. Поправляю снова съехавшую и уже насквозь промокшую повязку, и спрашиваю:
— Где взяли стек?
Загорец мотает головой, блеет:
— Не знаю… это все Вацлав…
— Где он?
На других пленных больше не смотрю. Чутье подсказывает: Вацлава среди них нет. Не он ли погиб, напоровшись на арматуру? Надеюсь, что нет. Я хотел бы лично заглянуть ему в глаза. Увидеть там отражение всей тьмы и всех монстров моего изуродованного мира.
— Он… работает на Си-Вай, — отвечает загорец. — Выше… в горах… ему не нужно прятаться… там надежнее…
— В лаборатории?
Загорец кивает так сильно, что проволока снова врезается в шею.
— Да. Да!
— Где она?
— Не знаю…
Шагаю вперед, и загорец инстинктивно зажмуривается, ожидая удара.
— Я правда не знаю! — визжит он. — Я всего лишь механик! Спросите у Марка!
— У него? — указываю на побитого. Тот все еще в полуобмороке и едва дышит. — Или у этого? — поочередно киваю на двоих оставшихся. Но загорец трясет головой:
— Нет. Он наемник.
— Где его найти?
Тогда загорец сдает его с потрохами. И когда заканчивает, я чувствую себя уставшим и опустошенным, будто это меня, а не его, пытали, подвесив к арматуре на проволоку. Горло саднит. В ушах колотится пульс как эхо уходящего состава. И я долго роюсь в кармане, пытаясь подхватить сигаретную пачку. Она, конечно, насквозь промокла. Чертыхаюсь и когда поднимаю взгляд, вижу перед собой небритую морду Франца.
— Что дальше, босс? — спрашивает он. — Мы узнали достаточно. Что будем делать теперь?
— Теперь, — повторяю я, похлопывая по карманам и с неудовольствием вспоминая, что истратил последние деньги на автобус. — У тебя есть немного мелочи, Франц? Мне надо позвонить Майре, пока не стемнело.
— Я. Приказывала. Не вмешиваться! — рыжая сцеживает слова, как Королева яд.
— Так точно, — отвечаю. — Никто не вмешивался.
— Мимо проходили, да? — щурится Майра. — Все двадцать васпов просто шли мимо по своим осиным делам и наткнулись на людей, которых подвесили к мосту, как мух на паутине?
Именно это в один голос повторяли Франц, Рэн, Дик и другие ребята. Повторяю и я:
— Да, госпожа инспектор. Шли мимо. Услышали перестрелку. Побежали на звук. Заметили людей на мосту.
— Вы убили человека! — с нажимом произносит Майра и щелкает выдвижным стержнем ручки, как лезвием стека.
— У каждого из нас блокада Селиверстова, — возражаю ей. — Мы не убийцы. Он упал сам. Поскользнулся и упал на арматуру.
Щелк, щелк. Майра терзает ручку, прожигая меня взглядом. Попробуй подкопаться к легенде, рыжая: человек, упавший на арматуру, давно в розыске, и коконы на мосту — дело его рук. Это и загорец с дружками подтвердит.
— А вы, значит, спасти хотели? — продолжает Майра. — Не били, не пытали, не допрашивали. Только почему-то у половины из вашей компании кулаки сбиты.
— Так ведь дождь лил. Земля скользкая. Попробуй, не упади.
— А носовое кровотечение?
— Мигрень.
— У двадцати васпов сразу?
Развожу руками.
— Побочный эффект от препаратов, госпожа инспектор. Никогда не знаешь, когда накроет.
Раздается хруст: Майра едва не переламывает ручку пополам. Ее раздражает мой тон, раздражает обращение «госпожа инспектор», но еще больше раздражает, что кучка васпов сделала то, чего не могла сделать вся полиция Дербенда.
— Табгай Аршан сознался в убийствах Пола Берга и Бориса Малевски, и в том, что подкинул стек Рассу Вейлину. Это тоже чистая случайность? — шипит Майра.
Гляжу мимо рыжей, втягивая возбуждающий запах ее эмоций, отвечаю:
— Мир соткан из случайностей, госпожа инспектор. Вам ли не знать.
Она откидывает ручку, отодвигается от стола и касается лба ладонью.
— Уходите, пан Вереск. Иначе у меня самой начнется мигрень.
— Так Расса отпустят? — я тоже отодвигаю стул, понимая, что разговор окончен.