HistoriCity. Городские исследования и история современности
Шрифт:
Прислушавшись к голосам своих читателей, историки конца XX в. обнаружили, что тех увлекает прежде всего повседневное прошлое – то, как раньше жили и работали люди, как они строили свои семьи, какие у них складывались отношения с соседями и другими горожанами 693 . При этом американские публичные историки выяснили, например, что американцы живо интересуются историей, но не государственного масштаба, а локального – прошлым своей семьи и того места, в котором они живут 694 . Левый демократический пафос, изначально присущий публичным историкам, фокусировал их внимание на меньшинствах и тех, чей голос на протяжении многих веков был исключен из публичного дискурса, – таковы различные этнические группы (в США прежде всего коренные американцы и чернокожие), отдельные профессиональные сообщества, женщины, бедняки. Профессиональные навыки историков нашли свое применение в сфере консультирования и оказания услуг, где заказчиками могли выступать самые разные лица, организации и коллективы. Работа публичных историков состояла в проведении архивных исследований и написании исторических текстов по заказу; они занимались культурным менеджментом и развитием исторического туризма, созданием новых музеев и экспозиций, работали над укреплением местных сообществ и т. д. 695 .
693
Glassberg D. Sense of History: The Place of the Past in American Life. Amherst, MA: University of Massachusetts Press, 2001. P. 5.
694
Rosenzweig R., Thelen D. The Presence of the Past: Popular Uses of History in American Life. New York: Columbia University Press, 1998. P. 12, 15–16.
695
Turrentine J. W., Russell D. E. Practicing Public History A Conversation with W. Turrentine Jackson // The Public Historian. 1998. Vol. 20. № 1. P. 20–48.
В этих обстоятельствах неудивительно, что американская публичная история прежде всего была связана с локальной проблематикой. Уже в 1983 г. вышел номер журнала The Public Historian, посвященный работе с местной историей и местным сообществом 696 . Обращение публичных историков к городской тематике происходило вначале в связи с запросом разных акторов и групп на создание такого прошлого, которое бы связывало их с городом, создавало определенную идентичность. Это были публичные организации, локальная администрация, бизнес, различные группы и сообщества, желавшие идентифицировать себя с конкретным местом, регионом, городом 697 . Муниципальные органы, заказывая написание истории своего города, преследовали такие цели, как развитие его туристического потенциала, укрепление местного сообщества, поднятие спроса на культурные и образовательные услуги и т. п. 698 .
696
The Public Historian. 1983. Vol. 5. № 4.
697
Jackson W. T., Russell D. E. Practicing Public History. P. 24.
698
Williams J. A. Public History and Local History: An Introduction // The Public Historian. 1983. Vol. 5. № 4. P. 13–14.
Однако нужно отметить, что в то время город рассматривался прежде всего сквозь призму сообщества его жителей 699 : именно оно создает город и определяет его историю, которая помогает горожанам обрести и поддерживать свою идентичность и связь с другими горожанами 700 . При этом город как место действия присутствовал скорее в виде фона, пространства локализации группы – оно всегда было в кадре, но почти никогда в фокусе. Вплоть до начала 2000-х гг. место играло скорее подчиненную роль – город выступал как атрибут сообщества, как материальная платформа его прошлого. Например, Рой Розенцвейг и Элизабет Блэкмор в книге «Парк и люди», признавая возможность другой истории парка, изначально оговаривают, что историю Центрального парка Нью-Йорка конституируют социальные отношения внутри этого пространства и города в целом, и их интересует история парка именно с точки зрения его посетителей, строителей, пользователей 701 .
699
Ibid. P. 16.
700
Landorf C. Public History: A Sense of Identity and a Sense of Place // Oral History. 2000. Vol. 28. № 1. P. 92.
701
Rosenzweig R., Blackmar E. The Park and the People: A History of Central Park. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press, 1992. P. 3.
Однако начиная с 1990-х гг. можно говорить о «пространственном повороте», произошедшем в рамках публичной истории. Возможно, первым из американских публичных историков, кто в своих исследованиях целенаправленно проблематизировал значение места per se в памяти его жителей, был историк Дэвид Глассберг 702 . Он отличался от других публичных историков интересом к смежным дисциплинам и теоретической литературе. В своей главной работе Sense of History: The Place of the Past in American Life 703 Глассберг сделал вопрос о месте одним из ключевых для публичной истории и рассматривал его в совокупности отношений между жителями, их памятью о прошлом и местом проживания. По мнению автора «Чувства прошлого», работы публичных историков отличает от академических интерес к месту, пространству и среде, в которой живут люди. Если «традиционные» историки в первую очередь интересуются социальным, экономическим и политическим, игнорируя специфику конкретного места, то работы по публичной истории начинаются с вопроса о месте (городе, поселении).
702
Glassberg D. Public History and the Study of Memory // The Public Historian. 1996. Vol. 18. № 2. P. 7–23.
703
Glassberg D. Sense of History. На эту работу мы опираемся и далее в этом и следующих абзацах.
Дэвид Глассберг рассматривает значение места для его жителей через восприятие образа этого места. Он выделяет несколько факторов, которые формируют отношение человека к месту. Во-первых, это индивидуальное психическое восприятие места, которое зависит от личного прошлого человека. Здесь он обращается к возрастной психологии и когнитивистике, показывая сначала, как формирование образа места связано с переживаниями, полученными человеком в период социализации, а потом – как сложившийся образ формирует восприятие города в течение всей жизни. Во-вторых, Глассберг указывает на роль внешних факторов, влияющих на формирование представлений о прошлом конкретного места. Одним из них является массовая культура, влияние которой особенно заметно в больших городах. Другим таким фактором он называет «коллективную память», в которой формируются и транслируются пространственные образы и образы прошлого, в ней же отражаются конфликты разных групп, соперничающих за продвижение своих интересов. Борьба за власть сказывается на городских ландшафтах, которые не хуже текстов повествуют о былых столкновениях и до сих пор существующих напряжениях в обществе, о вытеснении одних групп и доминировании других. Нетрудно заметить, что здесь автор обращается к традиции критической географии, где пространство осмысляется и рассматривается через существующие в данном месте конфликты между группами и сообществами, которые его населяют, через отношения между
Дэвид Глассберг противопоставляет образ пространства, который формируется у местного населения, тому, который используют и тиражируют бизнес, власть и массмедиа, с опорой на критическую социологию разоблачая существующее неравенство прав на память. Вместо единого парадного и «туристического» образа места он отстаивает необходимость сохранения разных памятей о месте, которые будут показывать присутствие всех групп жителей в публичном пространстве города.
Идеи Глассберга о «месте», его жителях и памяти о прошлом встретили большой интерес и отклик среди других публичных историков; как отмечал Джеймс Опп спустя десять лет, тематика «места» плотно заселена историками, археологами, географами и социологами 704 , которые продолжают развивать это направление и демонстрируют интересные результаты. Глассбергу отдают первенство в проблематизации пространства в публичной истории; можно сказать, что его работа сделала популярным изучение пространства с точки зрения зафиксированной в нем памяти. Однако подход к изучению этой темы, в дальнейшем получивший широкое распространение, не был изобретен ни Глассбергом, ни кем-то другим из публичных историков: он был заимствован у критических социологов и географов и распространился сначала среди исследователей архитектуры и городской истории (Urban History), а в 2000-х гг. проник в публичную историю. Осмысление места в этих исследованиях происходило более критично и радикально – тут уже не было апелляций к индивидуальному психологическому восприятию места, но все объяснение строилось через понимание ландшафта города как отражения отношений доминирования и вытеснения, распределения и перераспределения власти и ресурсов в обществе. Наверно, главным проводником идей критического ландшафтоведения в публичной истории оказалась американская исследовательница Долорес Хейден – на ее опыт ссылаются почти все публичные историки, работающие в этом направлении, в том числе Дэвид Глассберг 705 . Традиция критического ландшафтоведения довольна старая, сама Хейден ссылается на труды Кевина Линча начала 1970-х гг. как пионерские в этом направлении 706 . В то же десятилетие американские социологи города включили в свою исследовательскую повестку вопрос о репрезентации власти в городе и необходимости демократизации городского пространства, подчеркивая, что современный им город отражал только вкусы и потребности элит, а не простых жителей 707 .
704
Opp J. Public history and fragments of place // Rethinking History. 2011. Vol. 15. № 2. P. 261.
705
Glassberg D. Public History and the Study of Memory. P. 21.
706
Hayden D. Placemaking, Preservation and Urban History // Journal of Architectural Education. 1988. № 41. P. 45.
707
Ibid.
Главный труд Хейден The Power of Place, опубликованный в 1995 г., оказался для многих исследователей отправной точкой для переосмысления городского пространства 708 . В этой книге были собраны и заново артикулированы основные идеи автора, высказанные ею в статьях 1980–1990-х гг. В качестве проблемы Хейден определяла неравенство, присутствующее в пространстве, истории и культуре города: по ее мнению, в нем недостаточно репрезентированы чернокожие, рабочие и женщины, которые составляют большинство населения 709 . Выход она видела в более справедливом переустройстве города, в диверсификации его культурной политики, в написании истории с участием всех групп и идентичностей. Разнообразие и многоголосие публичной культуры и истории в городе может, по ее мнению, способствовать укреплению городского сообщества в целом. Достичь этой цели можно, если справедливо переустроить прежнее пространство, – этим должны совместно заниматься архитекторы, социологи, историки, менеджеры культурного наследия и др.
708
People and their Pasts. Public History Today / ed. by H. Kean, P. Ashton. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2009. P. 91.
709
Hayden D. The Power of Place: Urban Landscapes as Public History. Cambridge, MA: MIT Press, 1995. P. 6–7.
Большое значение в переустройстве городских пространств Долорес Хейден придает публичной истории, которая должна создавать в пространстве города разные исторические нарративы, способствующие включению всех жителей в единое сообщество 710 . Сила места, по уверению Хейден, в том и заключается, что оно способно формировать вариативную память о прошлом и воспитывать гражданскую идентичность 711 . Таким образом, в связке оказываются актуальное городское пространство, его локальная история и проект создания инклюзивной гражданской среды в городе.
710
Ibid. P. 8–9.
711
Ibid. P. 11.
Интерес публичных историков к идеям Хейден совпал с процессами, происходившими внутри самой публичной истории и в дальнейшем изменившими ее приоритеты.
Участие профессиональных историков в формировании публичного городского пространства не всегда было таким заметным, каким оно стало в последние десятилетия. На этапе становления публичной истории в США тема истории в городе почти не просматривается в их деятельности. По первым номерам The Public Historian (журнал, c 1979 г. издаваемый Национальным советом по публичной истории – NCPH) видно, что историков интересуют публичная политика, история бизнеса и конкретных фирм, семейная история, устная история. Так, целый номер в 1981 г. был посвящен обсуждению вопроса о том, чем публичные историки могут быть полезны бизнесу (история корпораций, корпоративная память, архивы и пр.) 712 . Очень много материалов по разысканию документов и написанию истории отдельных подразделений армии и особенно флота. Тема города если и появляется, то чаще всего в связи с протестами против политики городских властей, инициативами городских служб (помехи, создаваемые аэропортом, экология в городах, проблема контроля городских властей и прочее).
712
The Public Historian. Vol. 3. Issue 3. Summer 1981.
Когда в 1992 г. панелистов Ежегодного съезда NCPH попросили перечислить, в каких областях публичная история оказала влияние на академическую историю, они назвали историю технологии, военную историю, подводную археологию, историю сообществ, историю окружающей среды, историю современной науки, международные отношения, историю бизнеса, рабочую историю и историю женщин. Никто не упомянул историческую урбанистику 713 . Это тем более удивительно, что во многих американских городах существовали университеты с историческими факультетами и вольные исторические общества.
713
Cole Jr. C. C. Public History: What Difference Has it Made? // Public Historian. Vol. 16. Issue 4 (Fall, 1994). P. 9–35.