Хождение Восвояси
Шрифт:
– Мне… всё равно! На ваши мучения и клятвы! Я не позволю! Прикоснуться к детям! – пересохшим горлом совсем не по-императорски прохрипел тэнно.
Сильный толчок в грудь уронил ошарашенного Маяхату на землю. Распластавшись, он судорожно взмахнул руками – и почувствовал, что пальцы его наткнулись на рукоять катаны, валявшейся в грязи. И в тот же миг, точно меч Отоваро оказался волшебной палочкой, годы унижения, страха и подавляемых эмоций выплеснулись и слились в единую вспышку отчаянного гнева, когда становится всё равно, будешь ты жить до старости обожжённым калекой, или закончишь существование в следующий миг в столбе пламени.
– Прочь!
Меч
– Пошёл прочь! – ничего не видя, кроме отступающего врага, император вскочил.
Сгусток синего огня просвистел у его головы, задевая клинок и плечо. Клинок запылал. Маяхата отбросил его и с воем захлопал ладонями по вспыхнувшему кимоно, обжигая ладони. С перекошенным от ярости лицом Ода растопырил пальцы для завершающей атаки – и кубарем покатился от удара в скулу рукоятью сёто.
– Ты осмелился нанести оскорбление действием его величеству, – убийственный взгляд Шино пригвоздил его к земле.
– Но вы же сами видели: он не позволяет… – сбивчиво и быстро заговорил маг. – А мы должны… то есть не должны… То есть тянуть больше не…
– Ты понесёшь наказание за своё преступление, Извечный.
– Преступление?! Преступление?! – вдруг ощерился Ода. – Так вы теперь называете моё стремление вернуть Вамаяси ее величие?!
– Есть вещи важнее.
– Какие?!
– Закон гири.
– Закон дури!
– Тебе отрубят руки, оскорбившие действием тэнно, – бесстрастно продолжал тайсёгун, – но после этого в знак признания твоих прошлых заслуг мои самые опытные самураи сделают тебе харакири.
– Но глиняная армия!..
– Другой оживит ее.
– Никто другой не знает и десятой части того, что необходимо!
– Значит, им придётся узнать. Остались твои ученики. Остались записи. Незаменимых нет.
– Но на это уйдут годы! Десятилетия! Империя за это время… У неё нет десятилетий! Мятежники крепнут с каждым днём! – в расширившихся глазах Вечного жил больше огонь не мести, но боли предательства.
– Это уже будет не твоя забота.
Уткнувшись носом в землю под обгоревшим развесистым кустом, куда свалил их Вечный, Лёлька впитывала каждое слово, каждую интонацию, лихорадочно пытаясь уловить в словах вамаясьцев плацдарм для переговоров размером хоть с пятачок – но тщетно. События проносились со скоростью Янамото на допинге – и всё мимо. Если даже Шино уходит Таракана, его ученики будут оживлять глиняных солдат, а средство для оживления у них осталось одно – они с Яром! Эх, если бы Тихон не превратился в этот неопрятный комок… Если бы Негасима и Тонитама успели достать амулет Грома… Если бы мы не мешали им… Если бы мы убежали сразу, как только маги заарканили сундук… Если бы, если бы, если бы…
Напрягаясь, что было мочи, она силилась разорвать путы на запястьях и щиколотках то силой, то магией, но и то, и другое оставило ее. Рядом в таких же бесплодных попытках кряхтели Мажору, Ярик, и даже Синиока.
– Ори-кун, – прекратив возиться, прошептал Мажору. – Если тебя не очень затруднит, подвинься, пожалуйста, головой на восход луны. Попробую перегрызть веревки.
– Многоуважаемый Мажору будет исключительно исключителен, если у него это получится, – пробормотала девочка, и только начала прикидывать, где у нее голова и где у всех остальных людей сегодня восход, не говоря уже о луне, как что-то острое шкрябнуло по запястью.
– Эй, хорош кусаться! Я сейчас, сказала
Ее шипение "Кто там?" и сдавленный возглас Мажору "Обормоту?!" прозвучали одновременно.
– Лежите тихо, не дёргайтесь, – тоном, каким сообщают о близкой насильственной кончине собеседника, прорычал старший сын тайсёгуна. Но прежде, чем Лёка успела прикинуть, кем лучше быть заколотым – Обормотом или Тараканом, руки ее ощутили свободу.
– Повернись на бок, гайдзин, – процедил он сквозь зубы, и через несколько секунд тихое восклицание Яра показало, что и его веревки были разрезаны.
– Об…бормоту?.. – голос Мажору прозвучал неуверенно, словно он не знал, перережет нож его веревки или горло.
Лёлька рискнула повернуться на спину, вывернула шею и увидела, как короткий меч Обормоту неуклюже кромсает путы на запястьях Синиоки.
– Сейчас ноги освобожу, не трепыхайся, дочь огородного пугала, – пробурчал он.
– Обормоту, но… почему?.. – не находя иных слов, только и сумела прошептать Лёлька.
Парень напрягся и отвернулся, и она уже решила было, что не получит ответа, но он, не отрываясь от огромного жёсткого узла на щиколотках сестры, пробормотал:
– Думал, что буду прыгать от радости до неба в тот день, когда из вас выпустят кровь и проучат это айнское ничтожество и девчонку деревенской выскочки. Но моя мать была права – я слабак. Когда я понял, что они действительно… Что вас… Что… То есть когда… Как я вас всех гайдзинов ненавижу!
– Обормоту-сан… – понимая, что ничего она больше не понимает, срывающимся от внезапных слёз шепотом проговорила княжна. – Спасибо.
– Оставь свои сопли себе, – скрипнул зубами мальчик.
Не зная, что делать и сказать, стараясь лежать тихо, делая вид, что ее вообще тут нет, Лёка снова прислушалась к драме, разворачивающейся в нескольких метрах от них.
– …Но вы сами презираете Маяхату! – пытаясь уразуметь что-то важное, но теряя нить логики Шино, вскричал Таракану, приподнимаясь на локтях.
– Мокрых куриц не презирают, – губы-ниточки Миномёто скривились. – Они ниже презрения. Причина – закон гири. Ты, клятвопреступник, потерявший лицо, в состоянии ли понять, о чём я говорю?
Княжна втянула голову в плечи, предчувствуя беду. Что у них происходит? Тихон ведь связал собой амулет Грома! Отчего они грызутся еще больше? Остаточное влияние? И чем это закончится?..
– Клятвопреступник?! – Таракану яростно подался вперед. – Да что вы знаете о настоящем законе гири, тайсёгун?! Известно ли вам, отчего члены Совета именуются Вечными? Оттого, что мы долго живем? Всегда под рукой первых людей державы, как веер или пипифакс? Вечно куда-то суёмся и кого-то раздражаем? Ошибаетесь! Каждый третий ученик, прежде чем стать вторым, проходит ритуал принесения клятвы верности империи, и нарушить ее может не больше, чем дышать песком! Эта клятва живёт в нашей крови! Навечно! Нас невозможно подкупить! Нас невозможно отвлечь от цели! Нас невозможно запугать! Даже если мы очень захотим продаться, отвлечься или струсить, мы не сумеем! У империи может быть слабый император и бездарный первый полководец, но ненадежного Совета у нее быть не может никогда! Пока мы есть – она жива! Ее интересы – наши стремления! Ее унижение – наша боль! Ее падение – удар в наши сердца!