Хождение Восвояси
Шрифт:
Теперь счёт был два-один. Дом оказался трактиром, эскимо – даже не ёршиками, а соснами, но внутри и впрямь находился абориген с двумя женщинами в скромных красных в белую точечку кимоно. Все трое сидели на корточках за низким столиком под полками с горшочками, кувшинчиками и бочонками – и остекленевшими взорами изучали свои циновки.
– Добрый день! – чувствуя, что усилия его пропадут даром, царевич всё же попробовал завязать разговор.
Хозяева молчали.
– Кабуча… Как солдаты в саду… Мне это начинает надоедать, – пробормотал его премудрие, сгрузил у стены с плеча даму, покусившуюся на его коленную чашечку, закатал рукава и заметался по залу, делая странные жесты – словно разрывал невидимые нитки – и прислушиваясь.
271
И уложенном.
– Есть! – торжествующе потирая руки, маг обернулся на хозяев трактира. – Ну, с добрым утром, что ли? Агушеньки-потягушеньки?
Взгляд его встретился с изумлёнными взорами вотвоясьцев.
– Умоляю, извините нерадивого хозяина "Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра"! – всплеснул руками трактирщик. – Я, кажется, задремал… отвлёкся… не видел вашего прихода, почтенные господа… господа?..
Моргая еще замутнёнными сонными чарами глазами, он честно попытался определить, кто посетил его скромное заведение.
– Северные демоны, – во избежание долгих объяснений махнула рукой Серафима. – По пути в столицу. В чём, собственно, и заключается наш вопрос. В какую сторону надо ехать, чтобы…
– Нет!!!..
Но отчаянный хор аборигенов был заглушен треском и грохотом ломающейся стены. Лукоморцы обернулись, готовые ко всему – но не к тому, что увидели. Увеличив дверной проём до ширины и высоты трёх каменных лошадей, их скакуны с аппетитом хрумкали, один – пустыми кувшинчиками, другой – столиками, третий – циновками у них.
– Кыш! Кыш, окаянные! – замахала на них Серафима. – Фу!
Кони перестали жевать, одарили хозяйку взорами, полными скорби, и принялись разворачиваться, давя в процессе всё, что не успели доесть.
– О горе нам!.. – запричитали женщины.
– Не верю своим глазам! – воскликнул трактирщик, увидев теперь груз, навьюченный поперёк сёдел. – Самурай Обаока Косо! И господин… господин…
Взгляд его было затуманился снова, но один короткий жест Агафона, звон разрываемой струны – и затмение кончилось.
– Господин… котэнгу!
– Ко…кто? – не поняла Серафима.
– Котэнгу – это малый тэнгу! – радостно пояснил трактирщик.
– Малый… кто?.. – наморщил лоб Агафон.
– Тэн-гу, – осторожно повторил за восвоясьцем Иванушка. – Ну это, мне кажется, как синус – косинус… тангенс – котангенс… Тэнгу… – котэнгу…
– Отношение прилежащего тэнгу к противолежащему?
Теперь настала очередь трактирщика таращить глаза и морщить лоб. Но, в отличие от гостей, не решаясь – или не умея – углубляться в научные дебри тригонолингвистики, он просто подал знак своим женщинам сделать гостям чаю, а сам, сложив руки на коленках, проговорил:
– Разрешите скромному хозяину "Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра" покатить рисовый колобок истории по глубокой колее времени.
– А-а-а…
– Э-э-э…
– Будьте любезны.
Он набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:
– Наша деревня Токатока прозывается. А моё имя – Отару Покупати. Я – Токатоки уроженец исконный. И предки мои. На этом месте Токатока давно стоит. Как построили наши предки ее тут – так и стоит. Лет триста, может. Может, и подольше. Хотя куда уж дольше-то! Капитану морских стрелков, самураю Обаока Мимо, предку уважаемого нашего господина Обаока Косо… – он покосился на бесчувственное тело поперек седла скромно переминающегося с ноги на ногу каменного коня в свежем проёме стены, – говорят, сам господин Каноэ
– В награду за меткую стрельбу? – усмехнулся его премудрие.
– А вы откуда знаете? – удивился вотвоясец.
Агафон, сумев сохранить непроницаемое выражение лица, снисходительно отмахнулся:
– Мы всё знаем. Кроме того, что не знаем.
– Наверное, это была самая превосходная земля из всех выделяемых? – вежливо подтолкнул Иванушка колобок хозяина в колею повествования. Но тот, вместо того, чтобы катить его дальше, задумался, но скоро ликом просветлел.
– А что, замечательная земля, да будет дно морское ему илом! Не болото ведь, не пустыня. Хорошо! Места много. Хоть и не справа налево, а сверху вниз… Но много ведь! Опять хорошо! И всего вокруг в достатке было. И воздуха свежего, и солнца летом, и снега зимой, и ветров с дождями круглый год. Да еще две реки рядом. В долинах, правда. Зато дороги протоптали, пока оттуда воду носили! Опять хорошо! Правда, камней кругом было – козу выгнать некуда… Но если подумать – хорошо это: знай, стройся. Они и начали, предки наши. Строиться. А построились – пастбища расчистились. Коз завели, и даже овец. Предков этих, что сейчас пасутся вокруг. Колодец выкопали. И жить стали. Мой предок, старший счетовод Отару Пропивати, корабельной казной ведал, и в эти места с самураем Обаока Мимо пришёл. На одном корабле они плавали, и предок…
– Столица в какой стороне?! – Серафима уже подпрыгивала и скрипела зубами от нетерпения и передоза краеведения и предков на квадратную минуту.
– В той стороне столица, – трактирщик покрутил над головой рукой, словно лассо раскручивал и, сочтя ответ на вопрос гостьи исчерпывающим, степенно продолжил:
– А недавно среди ночи в трактир ворвался досточтимый господин котэнгу… с доброй госпожой Змеюки… и принялся расспрашивать, где его гнездо. Родовое, наверное, он имел в виду. Где родовое гнездо добродетельного самурая Обаоки я знаю. Вперёд и налево. А вот что в нашей деревне еще один древний род жил – не ведал. А ведь мои предки…
– Да-да-да, мы помним, – закивал Агафон. – Дальше.
– Так я ему и сказал, – чуть обиженно продолжил Отару. – Про предков. И тогда господин котэнгу заявил, что будет жить в моём доме, потому как он, оказывается, стоит прямо на том месте, где раньше был его дом. Я, конечно, в его словах засомневался – с чего моему предку на месте чужого дома строиться? Проще забрать себе его, да и всё. Но отчего-то… – взгляд Отару Покупати снова стал рассеянным и изумлённым. – Отчего-то… я разрешил им жить в моём доме… на втором этаже… во всех комнатах сразу… и сам перебрался на первый, в кладовую, где припасы хранились… Но что хорошо, так это то, что припасов скоро не стало, эти двое едят – как в огонь кидают. А кладовая, когда освободилась, большой оказалась, и нам с женой и дочкой там весьма просторно стало, хоть и окон нет. Зато не дует! Опять хорошо!
Трактирщик принял из рук женщины постарше поднос с чашками и чайником и с поклоном установил на уцелевшем столике.
– Чаю прошу испить, господа северные демоны.
– Где! Эта! Несчастная! Столица?!
– Сеня, успокойся. Надо, – многозначительно расширил глаза Иванушка, и жена его, издав тихое рычание, скроила любезную мину и опустилась на циновку, сложив ноги по-тамамски. Рядом приземлились мужчины – и рассказ продолжился.
– Сперва господин котэнгу и госпожа Змеюки жили спокойно. Целый день. Если не считать ругани. И посуды битья. Потом господин котэнгу начал целоваться с кувшинчиками. Если вы понимаете, о чём я. Мои запасы сакэ он за три дня выхлебал. Но я ему стал у торговцев из долины заказывать. Самое лучшее. И посуду для битья я им новую покупал… самый тонкий фарфор… И всё на свои деньги… каждый день… – трактирщик примолк, беззвучно повторяя последнюю фразу, словно не понимая, что говорит – и почему.