Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
Правда, возиться с напитком самой Дуня мне не позволила.
— Настасья Павловна, не сердитесь, но барыня вы или как? Ваше дело — командовать. Ладно дома, людей нет, а дел невпроворот, но здесь-то что получается: вы будете у кофейника топтаться, а я — сложа руки сидеть?
Пришлось смириться с тем, что я барыня. Сев за рукодельный столик у окна, я перевернула журнал, который давеча пролистывал Виктор.
«Благопристойность сделалась смешною, дамы берут у мужчин уроки анатомии и плавания, — прочитала я. — Плавают при мужчинах в панталонах и жилете из самого тонкого полотна.
Я отложила журнал, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. Какова непристойность — учиться анатомии! Зато вопрос о медицинских курсах для дам с благословенным даром отпал сам собой.
Звать Виктора не пришлось: едва Дуня сняла с огня кофейник, в дверь будуара постучались.
— Признавайся, ты пришел на запах, — рассмеялась я. — Выпьешь со мной кофе?
— Не откажусь. Вообще-то я принес тебе обещанный каталог. — Он тряхнул пачкой бумаг. — Но об этом после кофе.
С четверть часа мы болтали о вчерашнем представлении, старательно обходя все, что касалось Стрельцова и Зайкова. Когда Дуня унесла грязную посуду, муж извлек из кармана халата бумаги.
— Вот, мне сказали, что это самый полный список. Хотя я так и не понимаю, зачем тебе все это.
— Объясню по ходу дела. — Я не удержалась и развернула листы.
Виктор хмыкнул, чмокнул меня в шею и ушел, а я углубилась в списки.
Да это не фабрика, это сокровище! Хлорка, медный купорос, кислоты, «марганцевая известь» — что это такое? Кажется, я видела это название в журнале, только в каком…
Когда муж снова вошел в будуар, я сидела на полу, обложившись журналами, а на столе был почти готов новый список.
В глазах мужа промелькнуло изумление, но вслух он сказал:
— Пришел счет от модистки и письмо от нее же. Я сделал Василию выговор за то, что письмо он тоже отдал мне, а не передал Дуне. Больше это не повторится.
— Спасибо. — Я взяла запечатанный конверт. — Ты просмотрел счет?
— Да, и удивлен твоей скромностью, — улыбнулся муж.
Надо же, я думала, модистка добавит в счет неплохую сумму за эксклюзивность пошива.
— Чувствую себя каким-то скупцом, напугавшим жену, — продолжал он.
— У меня и так полный шкаф нарядов, — фыркнула я.
— Насколько я помню, шкафа-то у тебя как раз и нет. Съезди в ближайшее время к мастеру Воронихину. Закажешь мебель для столовой, да и вообще все, что тебе нужно. Скажешь, чтобы записал на мой счет.
— Спасибо. Но как это все везти?
— Это не твоя забота, — отмахнулся муж. — И даже не моя. Когда все будет готово, мастер наймет телеги и людей, все привезут. Естественно, все это включат в счет.
Я потерла лоб. Как-то не привыкла я к такому «купи что хочешь, я плачу».
— Что тебя смущает? — встревожился Виктор.
— Я чувствую себя очень дорогой содержанкой, — призналась я.
Муж расхохотался.
— До тех пор, пока ты не начнешь дарить бриллианты горничным, все в порядке. Ты княгиня, в конце концов.
Ох, а Дуняше-то я ничего не купила в подарок! И Петру! И Марье…
— Не думал, что я когда-нибудь стану
Я распечатала письмо от модистки.
— Она просит сообщить, когда я смогу приехать на примерку, — сказала я мужу. — Чем скорее, тем лучше, чтобы не затягивать работу.
Виктор пожал плечами.
— Решай сама. Я с тобой не поеду, не заставляй меня скучать.
Я кивнула. Мне же спокойнее. Тем более что у меня появилась еще одна идея.
Когда Герасим доложил, что экипаж готов, и мы с Дуней устроились на сиденье, я сказала:
— Сперва отвези меня в управу. К Стрельцову.
Герасим тронул поводья. Спина его выражала недовольство куда яснее лица. Когда мы немного отъехали от дома, он проворчал:
— Барину это не понравится.
— А ты ему не говори, дядька Герасим, — предложила Дуня. — Меньше будет знать — крепче будет спать.
Кучер кхекнул.
— Я-то, может, и не доложу, да без меня длинные языки найдутся. Вон, хоть сегодня какой-то дворник с нашим Прокопием болтал, вроде и просто так, а все в одну сторону выворачивал: что за шум давеча был да кто стрелял. Ночь была, и то все знают. А утром… Дворник молочнице скажет, молочница с чьей кухаркой поболтает, та горничным растреплет, и понеслось… Наш-то барин не любит, когда слуги о других господах наушничают, да не все такие, как наш.
— Ну что теперь, — вздохнула я. — Князь, конечно, будет недоволен. Но еще больше буду недовольна я, если тот гад, который ночью в сад забрался, все-таки его убьет.
— Кишка тонка! — фыркнул Герасим.
— Если бы… Знаешь, как господа стреляются? С десяти шагов, а то и с шести. Тут даже я не промахнусь, не то что молодой здоровый мужчина.
— «Стреляются», — передразнил кучер. — На такого татя ночного и пули жалко тратить. Выпороть бы его как следует, чтобы помнил, да нельзя, ежели барин.
Мы объехали рыночную площадь боковыми улицами, миновали еще квартал и оказались на церковной площади. Купола сияли так, что я сощурилась, вот только на навершиях их сверкало на солнце почти настоящим огнем пламя с тремя языками. Дуня приложила руку к груди, губам и ко лбу, я повторила движение. Если местный бог есть, этот жест подобающ, если нет — безвреден.
Лошадка бодро зацокала копытами — края площади у церкви и двухэтажного здания, к которому мы подъезжали, оказались вымощены булыжниками, в центре же простиралась непролазная весенняя грязь, и прохожие жались к церковной ограде, обходя ее. Зато у двухэтажного здания с надписью «Уездный суд» не было никого: люди явно не желали лишний раз иметь дело с властями.
Может, и мне не лезть? Виктор, в конце концов, взрослый мужчина, и…
Я тряхнула головой, отгоняя малодушную мыслишку, и, чтобы отвлечься, начала разглядывать здание. Первый этаж выделялся рельефной кладкой — глубокие борозды между камнями создавали впечатление, будто стены сложены из грубых глыб. Второй этаж выглядел наряднее: между высокими окнами с полукруглым верхом шли плоские декоративные колонны, будто вросшие в стену. Над центральным входом красовалась небольшая полукруглая ниша с затейливым узором.