i 166602c1f3223913
Шрифт:
исчез, юноша с терновым венцом заплакал и ушел, закрыв лицо белым
покрывалом, и Швейк проснулся со словами: – И откуда это человеку такая дрянь в глаза лезет?
Начинало смеркаться. Швейк схватился за карман и тут только понял, какую
понес он вчера утрату. Он быстро вскочил на ноги, дрожа от холода. Все
спали, и только караулы мерным шагом ходили взад и вперед между соснами.
Швейк вышел на опушку леса. Там стоял на посту солдат из его взвода; услышав
винтовку, крикнул:
– Стой! Кто идет?
– Ну, чего ты всполошился? – недовольным тоном спросил Швейк. – Это я, иду на разведку. Что ж, ты меня не узнаешь, что ли? Иисус Мария! Ох, уж
эти мне новобранцы! Ни к чорту то вы не годитесь!
– Ах, так это ты, Швейк? – протянул солдат, опуская винтовку. – Не
знаешь ли, будет сегодня кофе или нет? Не растреляли ли мы вообще то
наши кухни?
– Не знаю, братишка, не знаю, – буркнул Швейк. – У меня нет времени лясы
точить. Они нам еще зададут перцу, москали то.
– А отзыв и пропуск знаешь? – спросил солдат, на что Швейк сквозь зубы
процедил:
– Потерянная трубка.
С первыми лучами солнца снова заревели русские орудия; артиллерия, словно сорвавшись с цепи, громила станцию, мимо которой шел Швейк на
поиски своей трубочки, громила, не жалея снарядов, как будто их было у
нее слишком много, и она хотела от них поскорее избавиться. С батареи, вероятно, его заметили и начали обстреливать шрапнелью. Потом где то
вблизи застрочил пулемет, поливая свинцом все поле, так что Швейк счел
более благоразумным укрыться за зданием станции. Мало по малу сообразив, откуда и куда летели пули, он, когда пулемет умолк, двинулся по линии
огня. Вскоре он добрался до большой воронки от тяжелого снаряда, уничтожившего их четвертый взвод, и несколькими шагами дальше, как раз, когда он думал, что ему, пожалуй, придется пробродить таким манером до
второго пришествия в поисках своего потерянного счастья, – его глаза
заблестели.
В сырой траве лежала трубка, его трубка, и капли росы сверкали на ней, словно слезы, которые она пролила по своему хозяину. Швейк нагнулся, чтобы поднять ее, и пулемет начал в это мгновение шпарить ему прямо под
ноги.
Он поднял трубку, которая вдруг дрогнула в его руке. Швейк со всех ног
бросился обратно за станцию.
Там он вынул из хлебного мешка пачку табаку, набил свою трубочку и хотел
ее зажечь; и лишь когда он поднес ее ко рту, он заметил, что в ней
нехватало кусочка мундштука и кусочка головки. Их начисто отбило пулей, словно отрезало, и Швейк понял, что это случилось в тот момент, когда он
нагибался
солдату? Кто вас учил воевать таким образом? Свиньи, подлецы.
Ответа на этот вопрос не последовало; только гранаты и шрапнель градом
сыпались на станцию, а затем огонь был перенесен на некоторое время куда
то за лес, откуда на него отвечала австрийская артиллерия.
А позади догоравшего склада сидел на корточках Швейк с искалеченной
трубочкой во рту и ждал, пока на тлевших головешках закипит в котелке
кофе. Ничто не мучило его совести, и божественная невинность сияла на
его грязном, вымазанном сажей лице; он безмятежно принялся за кофе, а
потом, растянувшись на солнышке, запел: Знаю я чудесный домик,
Там сидит любовь моя
И прилежно вышивает,
Шьет платочек для меня.
Хорошо тебе, девчонка!
Шить платочек – ведь игра.
Мы же, бедные солдаты,
Мы в строю стоим с утра.
Стой в строю утеса тверже,
Заклинен, как гвоздь в стене…
Вот примчалась вражья пуля
И впилася в руку мне.
Вышибла бойца из строя…
Унесли, лежу больной.
Напишите, что я ранен,
Моей кралечке домой.
Одну руку отстрелили,
Ну, а та – раздроблена.
Приезжай да полюбуйся,
Что дружку дала война!
Нет, зачем тебя мне видеть,
Не хочу совсем тебя;
Славы мне венок сулила,
А я верил все, любя.
Боевая песня Швейка сливалась с воем снарядов. Он пел куплет за
куплетом, пока не добрался до того, где раненый отвечает девушке, что ей
не следовало ходить к солдатам в казарму и баловаться с ними. Тут он
умолк, потому что неподалеку от него раздались чьи то стоны и плач.
Швейк пошел на голос. Сразу же за складом лежал на животе молодой
солдатик и полз, опираясь на локти, к Швейку; брюки его намокли и
почернели от запекшейся крови, он стонал при каждом движении и до жути
напоминал кошку с перебитым позвоночником.
При виде Швейка он с мольбою сложил руки: – Помогите, пане, помогите! Ради матки бозки, помогите!
– Ну, что с тобой случилось, парнишка? – спросил Швейк, подходя ближе.
Затем, присмотревшись, он по штанам солдата понял, что тот ранен пулями