И мир погас
Шрифт:
Ткань на моем теле стала почти прозрачной от намокания, кожа быстро раскраснелась, а мне стало скучно от безделия. Я раздумывала о том, чтобы посетить городскую библиотеку в надежде, что могло хоть что-то сохраниться из былин прошлого, а может быть и посетить близлежащую деревню, но, как сообщил маркиз, там беспокойная ситуация из-за эпидемии бешенства. Всего одна собака, поймавшая на охоте зараженную лису, заразила 3 человек, а из леса стали выходить такие же больные животные.
Смотря на цветущую вокруг робинию, я вспоминала мать и слова Бея. Мне все еще с трудом верилось в силу слов и возможность вызвать ими боли, но тогда
Мое тело почти погрузилось в сон, но я вовремя открыла свои глаза и потерла их, думая, что пора выбираться, пока меня совсем не разморило, когда взгляд зацепился за фигуру на другой стороне купальни. Это была женщина примерно моего возраста с длинными белоснежными волосами, закрывавшими ее обнаженное тело и ярко-голубыми глазами, такими же, каким ослепительным бывает небо в полдень. Напряжение сковало мое тело, а в голове набатом звучало «опасно».
— Нет причин для страха, — высокий голос эхом прокатился по водной глади, а алые губы растянулись в улыбке, — ты первая, кто за долгое время интересовался легендами прошлого. Какого тебе, дитя, было получить отказ из-за страха, родившегося из войны, развязанного твоим идолом?
Женщина точно не была человеком. Чувство, похожее на то, что я испытывала в меньшей мере в соленом городе, подсказывало о экстраординарности собеседницы.
— А тебе известны сказания? — я чувствовала потребность говорить так же уверено, как и она, оставаться равной.
— Я и есть то, что ты ищешь. Истина, устаревшая до легенды, — моя собеседница встала, не стесненная наготой, и приблизилась ко мне, опустившись справа, — мое имя Розалин, я хранитель этого места, забытый и непочитаемый.
Хоть от нее и веяло опасностью, но я со жгучей завистью смотрела в ее лицо. Идеальная кожа, мягкие черты лица и роскошное тело, настолько прекрасное, что было бы преступлением скрывать его под одеждой.
— И зачем же ты здесь?
— Рассказать о своей истории, разве ты здесь не за этим, дочь обиды и ненависти? — ее палец принялся накручивать прядь моих волос.
— Обида и ненависть? О чем ты?
— Хм, да ни о чем особенном, — Розалин расслабленно раскинулась на каменной купальне, — я хочу посвятить тебя в историю лишь из желания сохранить память о своей сестре.
— Я с радостью выслушаю тебя, но обида и ненависть…
— Здешний народ вечно подвергался нападкам погоды и диких животных, — проигнорировала она меня, смотря в небо, — с океана приходили шторма, из леса хищники, а с полей вредители, и не было у этих мест защитника, так что местные жители, не желая покидать свои дома из-за бедствий, принялись возносить безымянные молитвы. Мы с сестрой тогда были крохотными духами ручья у холма, на котором расположилась деревня, питавшимися лишь окружающей энергией. Подумав, мы решили откликнуться на зов, надеясь, что от веры людской станем сильнее и будем полезны поклонникам.
— Видимо, это сработало.
— Верно. Мы обрели человеческую форму и стали хранителями этих земель. Деревня процветала, я расширила ручьи до рек, а сестра заставила деревья цвести все лето. Мы 3 сотни лет наблюдали за строительством
— Но все изменила война, верно? — я чувствовала горечь от ее воодушевленного рассказа.
— Верно, — она улыбнулась мне с печалью в опущенных глазах, — мы с сестрой по глупости верили, что наших сил достаточно для заботы о тех, кто вверил нам свои жизни, но сестра даже не смогла выстоять против меча женщины, которую звали Стейша Лиралей Сирша. Наверное, та императрица даже и не подозревала, что единственным ударом меча сразила духа-хранителя.
Я поджала губы, думая о том, что являюсь владелицей меча 3-ей императрицы.
— Все, что мне оставалось, это убедить свой народ сдаться и никогда не вспоминать о нас. Покориться воли сильных. Я уходила из горевшего святилища с Марселин на руках, думая, что не смогу пережить потерю. В моих планах было вырыть могилу для нас двоих, но, опустив бездыханное тело сестры в яму, я поняла, что не могу позволить забыть о ней. О том, что мы сделали все, что смогли, — все сжалось во мне от ее отчаянного взгляда, — имя Марселин не может сгореть вместе со святилищем и забыться из-за нового Бога.
— Разве ты не должна злиться на меня? Почему доверяешь мне эту историю?
— Твоя кровь бессмертна, как и разум, объединивший века. Посмотри на этот источник. Я иссушила реку, бывшую вначале ручьем, у которого мы были духами, а воду вылила в могилу сестры. Ее желание защищать эти земли даже спустя столько лет греет эту воду и оберегает все вокруг. От Марселин осталось лишь сердце, такое же, как в твоей груди, — ее тонкий палец коснулся моей грудины и легендарный камень засветился даже сквозь мое тело.
— Неужели?..
— Внутри тебя сердце погибшего хранителя, не сумевшего смириться со смертью. Некоторые желания сильны даже после конца, — она вновь поднялась, повернувшись ко мне спиной, — моим последним желанием было сохранить наши с сестрой имена, а теперь мне пора. Прошу, запомни нас как слабых, но верных хранителей, служивших до самого конца.
— Постой!
Ее фигура двинулась к центру купальни, затуманенная клубами белого пара, так что я вскочила и последовала за Розалин. Понять, что она уйдет в любом случае, не было сложной задачей, ведь я испытывала схожее желание, но смотреть на это было печально. Недолгое знакомство казалось мне шансом узнать ответ, на который у меня не было вопроса.
— Почему ты назвала меня дочерью обиды и ненависти?
Она обернулась. Ее идеальное лицо было влажным от слез, а на губах была смеренная улыбка.
— Просто не дай этому повториться.
Фигура Розалин погрузилась в воду.
Возвращаясь в особняк со встретившим меня Карлайлом, я чувствовала жуткое опустошение, похожим на то, что меня выжали подобно выстиранной простыне.
— Посмотрите, Ваше Величество.
Я оглянулась в сторону вытянувшейся руки рыцаря. В саду поместья, среди ровных рядов кустарников мерцали светлячки. Их было так много, что они казались отражением звездного неба, в центре которого мы стояли завороженные. Печаль от отсутствия Дориана больно кольнула, заставив прикрыть веки. Наверное, будь я одна, села и расплакалась бы прямо на земле.