Игра Канарейки

Solongoy

– А что за роза, луна и меч, ты знаешь?

Канарейка несколько секунд внимательно смотрела на наследницу Старшей Крови, а затем молча достала из-под плаща великолепную карабелу «Ирис».

– Этот меч?

Цири дотронулась до богатых ножен рукой.

– Да. Тебя ждёт большая опасность.

Эльфка рассмеялась.

– Я знаю.

– Ключ от прошлого, – начала скандировать Цирилла, будто впадая в какой-то транс.

Канарейка тряхнула её за плечи:

– В будущем. А от будущего – в прошлом.

Я знаю, это я тоже знаю.

Цирилла очнулась, поджала губы.

– Спасибо, – сказала Канарейка, бросив взгляд на карту. – Ты ведь та геральтова чародейка, которая была в Ковире?

– Нет. Я – Цири.

– Ой, прости… – протянула эльфка, очевидно, решив, что наступила девушке на какую-то больную мозоль.

Чтобы развеять все иллюзии и недопонимания, девушка пояснила:

– Я – дочь Геральта.

– Ты на него похожа, – улыбнулась эльфка. Цири невольно ухмыльнулась. – Так ты – не чародейка?

– Я – ведьмачка.

– Ну конечно, кем ещё может быть дочь Геральта… Спасибо за всё и прощай. Понадобится добрый меч – заходи к кузнецу Хаттори, он тут, недалеко. Скажешь, что от Карины, сделает хорошую скидку.

Канарейка взмахнула рукой и вышла из комнаты. Она надеялась застать Геральта, а его дочь породила в эльфке слишком много вопросов, но, кажется, нужно было спешить.

Даже если Ольгерд ещё не закончил свои дела.

Она теперь была ему должна – целую жизнь, и Канарейка собиралась вернуть долг.

Как раз тогда эльфка и заметила ошивающегося возле кузницы Эйвара Фиакну.

Ольгерд выехал из фамильного склепа фон Эвереков с полным ощущением того, что к каждой его конечности привязали по тяжеленному булыжнику.

Наступала гроза, небо резко потемнело, поднялся ветер. Пусть даже стихия застанет его посреди поля, у атамана не было ни малейшего желания возвращаться назад.

Игру, как обычно, выиграл Витольд. Ольгерда сморило в сон, и брат показал ему последние минуты жизни. Несколько раз. Ольгерд проснулся с криком в полной уверенности, что эта смерть случилась с ним.

Брат был прав и милосерден.

Конечно, одного «прости» не могло хватить.

Ольгред думал, что, окажись он на его месте, придумал бы что-нибудь пострашнее.

Зарядил дождь. Атаман промок буквально за несколько секунд, жеребец стал вязнуть в мгновенно размокшей дороге. Было темно словно ночью, Ольгерд гнал, не разбирая дороги, пока не упёрся в ограду, вывернув из кустов.

Объехал кругом, упёрся в ворота и только теперь понял, куда его занесло.

Внутри что-то затряслось, пальцы одеревенели.

Молния ударила в дерево буквально в ста шагах, оглушительно грохнуло и вспыхнуло. Конь встал на дыбы, затанцевал и рванул вперёд – через дырку в ограде вглубь имения фон Эвереков.

Был ли Ключник ещё здесь?

Остались ли кошка и пёс?

Ольгерд спешился у входа в конюшню, завёл жеребца внутрь и плотно закрыл ворота.

Стихия задерживала его, и это было скорее проклятием, чем благословением.

– То есть – это сделал Ольгред? – Канарейка с уже вычерненными волосами втирала в кожу лица гламарию.

– Я ему всё рассказал, а он допил вино из кубка, молча встал, сел на коня и уехал, – ответил Бертольд.

– Злой, как дракон, – добавил Ломонд.

– Да, я видел, – поддакнул третий «кабан», имени которого Канарейка не помнила.

– Как мальчишка, – нервно бросила эльфка, продолжая втирать давно впитавшуюся мазь в кожу.

Элихаль прыснул в кружку с травяным чаем.

– А ты будешь как девчонка, если последуешь за ним.

Канарейка утробно зарычала.

– А я думаю, что это любовь, а не ребячество, – вдруг вставил Бертольд.

Ломонд громко заржал.

– Любовь любовью, – серьёзно ответил Элихаль, – а Карина не собиралась больше за ним ехать. Сама говорила, это глупая смерть.

– Надо вернуть атамана! – воскликнула Эльза. – Птаха, только ты ведь можешь.

Канарейка опустила глаза, замоталась в плащ, лежавший рядом, на стуле.

– Ну и что, Эльза, ты теперь её погонишь? Она нам вообще-то ничего не должна, – заметил Ломонд. – Я вот что скажу. Если нам нужен атаман, сами достанем. А для ней это не просто брат, отец и начальник…

– Шельма, хватит, я поняла, что ты хочешь сказать.

Ломонд усмехнулся в ладонь, когда Канарейка стала крепить к поясу и портупее оружие.

– Я поеду за ним, – сказала она хмуро.

Элихаль покачал головой, но промолчал.

– Я поеду, – повторила она бодрее.

– Поедешь, – подтвердил кто-то из «кабанов».

– Вот и поеду, – окончательно уговорила себя Канарейка, направляясь к двери. – А вы поедете домой. И будете ждать нас.

Ей было страшно, конечно, чёрт возьми, ей было страшно. Но Ольгерд сделал за неё грязную работу, убил, чтобы ей больше не приходилось этого делать. Она не говорила с ним об этом, не сказала ни слова, а он приехал…

Да и одно только выражение лица Фиакны стоило…

Ерунда всё это.

Она давно хотела найти повод ехать за ним. Давно хотела начерпать столько сил, чтобы собраться, чтобы прийти к ведьмаку и сказать, что она едет с ним. Чтобы узнать, где же это святилище, чтобы хотя бы попробовать сохранить то хрупкое, нежное, что возникло между ними…

Чтобы Ольгерд жил. Вечно, не вечно – неважно. Чтобы дышал, чтобы хватался за эфес своей карабелы, чтобы язвил и смотрел пристально своими холодными зелёными глазами. Чтобы пытался отвадить, а потом порывисто, остервенело целовал.