Игра Канарейки
Шрифт:
Как же. Чудом.
Возле ворот никого не было – даже дозорные с постов понеслись к этому колоколу, пробудившему весь Новиград. Одно за другим стали загораться окна, особенно любопытные кметы распахнули ставни, пытаясь разглядеть, что же происходит на Храмовом острове. Дети выскакивали на улицу, но их быстро втаскивали за шиворот обратно.
Ему пришлось залезть на забор, чтобы забраться на коня. Оказавшись в седле, он тут же пришпорил жеребца, и тот испуганно приспустил в сторону большака. Кровь капала на седло, на спину гнедого,
На Храмовом острове был охвачен огнём дом Бартлея вар Ардала.
После несостоявшегося убийства Канарейке резко расхотелось, чтобы её поймали стражники.
Она вместе с Фиакной бежала по каналам, то и дело встречая какого-нибудь торговца фисштехом или наёмника из мелкой банды. Эльфа, похоже, все знали, поэтому их никто не останавливал, не задавал вопросов и даже подсказывали дорогу к пристани.
Во что бы то ни стало нужно было попасть в Застенье.
Всё пошло не так, чёрт возьми, всё с самого начала шло не так. Когда вообще что-то шло так, как надо?!
Канарейка ругалась себе под нос, продолжая бежать по гнилым каналам, наполненным затхлым воздухом.
Наконец впереди послышались бьющиеся о берег Понтара волны.
– Он мёртв, – повторила Канарейка, всё ещё стоя над трупом командира новиградской стражи. – Похоже, нас опередили.
– Узнать бы, кто это… – Фиакна огляделся, отошёл от двери и наклонился, чтобы взглянуть на капли крови на паркете.
Дверь в комнату Бартлея вар Ардала распахнулась, и на пороге замер щербатый слуга с масляной лампой в одной руке и ночным горошком – в другой. Слуга в первую очередь увидел Канарейку, склонившуюся над трупом его хозяина и его пустые мутные глаза. Эльфка замерла, раскрыв рот.
Ночной горшок, слава Мелитэле, уже опорожнённый, выпал из рук слуги на пол, звонко ударился и подкатился к ногам Фиакны.
– Ка… ка… ка… – стал заикаться слуга, тыча в сторону Канарейки пальцем.
Эльфка медленно потянула руку к эфесу карабелы.
Слуга вдруг рухнул на пол, бросив масляную лампу в сторону, завопил:
– Пощадити!
– Заткнись! – выросший возле слуги Фиакна ударил его под дых. Мальчишка, задыхаясь, рухнул на пол. Снизу послышались шаги и голоса.
– Блядь! – бросил эльф. – Уходим!
Тут загорелась занавеска – глупый слуга бросил лампу прямо под неё.
Пока все находившиеся в комнате пребывали в странном оцепенении, огонь перекинулся с занавесок на стул и превратился в настоящий пожар.
Слуга очнулся от запаха гари, стал пятиться к лестнице.
Канарейка выскочила в окно вслед за Фиакной. Они бежали по крыше, слыша крики и грохот доспехов. Внизу по улице уже тоже кто-то мчался за ними. Загремел колокол.
Канарейка соскользнула с крыши в кучу сена. Приземление оказалось твёрже, чем она рассчитывала. Но некогда
Где-то за поворотом должен был быть вход в стоки. Она точно помнила.
Шани раскладывала по сундукам последние вещи. В основном она забирала с собой книги, инструменты и справочники – её собственного скарба набрался всего один небольшой сундучок.
Посыльный должен был забрать вещи только утром, а медицинский отряд, к которому она была прикомандирована, вообще выдвигался только в полдень.
Но почему-то не спалось.
Она уже дважды ложилась в постель и оба раза, поворочавшись какое-то время, вставала, вновь принимаясь проверять, не забыла ли чего.
В дверь нетерпеливо забарабанили.
Шани отвлеклась от «Аномалий анатомии», написанных одним из преподавателей кафедры медицины Оксенфуртского университета, и покосилась на дверь. По факту, её практика здесь была закончена, с фасада здания сбили табличку, а на дверь она написала записку с объяснениями. Но если человек за дверью нуждался в экстренной медицинской помощи, она, как врач, не могла ему отказать.
Через мозаику мутного цветного стекла было видно, что фигура, стучавшая в дверь, пошатывается, опирается на стену и крючится.
Шани молниеносно сбросила стопки книг с кушетки, чтобы её освободить, и бросилась к двери.
– Доброй ночи, – произнёс он слипающимися губами.
Блядь, почему же так больно?!
– Это ты… – Шани не смогла скрыть удивления в голосе, но почти сразу сосредоточилась, заметив на его груди обширно кровоточащую рану.
– Ты не могла бы мне помочь?.. У меня тут стрела в груди… – он сказал это ослабленный и измождённый, вытер обратной стороной ладони капельку крови, вытекшую из уголка рта.
– Садись на кушетку. Сам раздеться сможешь? – Медичка торопливо раскрыла один из сундуков, достала оттуда инструменты, стала искать, чем бы их продезинфицировать.
Он хмыкнул, сел на кушетку. Скинул с себя окровавленное тряпьё, в которое превратился его камзол. А вот рубашку пришлось почти что отдирать – пока он ехал из Новиграда до Оксенфурта, кровь успела запечься.
Шани нашла бутылку водки, сложила инструменты в железную миску и залила их. Зажгла все лампады, светильники и свечи, которые были в комнате, придвинула всё поближе к пациенту. Дала ему бутылку.
– Полей мне на руки.
Он молча, с какими-то уже невидящими глазами наклонил бутылку.
– Прямо полевой госпиталь.
– Приходилось бывать? – спросила Шани, рассматривая рану.
– Не все эти шрамы получены в пьяных драках, – уклончиво и в то же время с присущим ему достоинством ответил он.
Шани подняла на него взгляд.
– Ты же Ольгерд, верно?
Атаман кивнул, нахмурившись.
– Зачем ты отломил стрелу? Как ты мне предлагаешь её теперь вытаскивать? – Медичка вздохнула. – Придётся делать надрез.