Игра Канарейки
Шрифт:
– Уезжай сегодня, – сухо сказал Ольгерд.
Канарейка нахмурилась, запрыгнула на стол. Она помнила. Он уже говорил ей это точно так же, в том сне, приснившемся ей под Янтрами.
– Да, я скоро поеду.
Тяжело было себе в этом признаться, но ей просто хотелось ещё немного побыть в обществе атамана. Помолчать или посидеть за столом с кружкой вина и комом невысказанных слов в горле. Канарейка уже даже не то чтобы привыкла к этому. Она полюбила.
Атаман подошёл к столу, взял с него трубку и принялся набивать её. Его успокаивали привычные
Ольгерд думал, что они, в общем-то, во многом похожи.
Кроме одного.
– Ну я же не могу тебе этого не сказать, – вдруг начала Канарейка.
Ольгерд уже набил трубку и теперь держал её в руках подожжённой, не затягивался.
Канарейка взглянула на него, протянула руку. Атаман подошёл, отдал, эльфке свою трубку и вернулся на место в противоположном углу комнаты. Словно хотел держаться от неё как можно дальше.
Канарейка нервно затянулась, чуть не раскашлялась. Этот запах. Ольгерд очень часто пахнет именно так.
– Я вообще в тебе очень сильно разочаруюсь, если ты ещё не знаешь, – продолжила эльфка. – Уже даже Геральт умудрился заметить.
У Канарейки было чувство, словно она снова маленькая неуверенная девчушка, которую если что всегда защитит суровый и молчаливый отец. Слова давались ей тяжело.
Какая глупость.
Ольгерду же не хватало цинизма назвать это глупостью. Всё было яснее дня, и нужно было что-то сказать. Просто чтобы слова не прозвучали. Не обрели вещественности. Ему не хотелось, чтобы Канарейке было больно.
Но он молчал.
– Шельма… Ольгерд, я ведь влюбилась в тебя по уши.
Комментарий к XXII. Начало
я тут внезапно вспомнила, что пишу гет, а не джен :D
========== XXIII. Окончание ==========
Быть нейтральным – не значит быть равнодушным и бесчувственным.
Не надо убивать в себе чувства. Достаточно убить в себе ненависть.
Геральт из Ривии
– Шельма… Ольгерд, я ведь влюбилась в тебя по уши, – проговорила Канарейка, глядя перед собой.
Атамана было этим не обмануть. Он и раньше догадывался, что эльфка здесь совсем не просто так, а теперь был в этом уверен. Конечно же, она лгала.
Но слова теперь прозвучали. От них было не отвертеться.
– Ты знаешь, насколько это глупо? – спросил Ольгерд фон Эверек.
Как жестоко. Конечно, она знала, как это глупо. Пытаясь унять дрожь в руках, потянула ко рту трубку. Атаман в два больших шага пересёк комнату, оказался возле неё и поймал её ладонь. Забрал трубку, положил рядом с Канарейкой на стол, подошёл ближе. Эльфка непроизвольно отодвинулась, но её спина упёрлась в стену. Ольгерд упёр ладони в стол по обе стороны
Бежать было некуда.
– Ольгерд…
Канарейка говорила ему о своих чувствах совсем не для того, чтобы он как-то на них отвечал. Она знала, что он не мог ответить.
Эльфке было уже далеко за сто, и её не пугал вид решительно настроенных мужчин. Но перед Ольгердом опускались руки, раскрывались карты, а король сам подставлялся под мат.
Атаман подался вперёд, сгрёб одной рукой запястья эльфки, когда та попробовала его оттолкнуть. Его обжигающее дыхание коснулось её шеи, Канарейка всерьёз подумала о том, как бы не остался шрам.
– Хватит, – рвано выдохнула она.
Дыхание уже сбилось. А он ещё ничего не сделал. Что с ней творит этот рыжий чёрт?!
– Ты ведь не любишь меня, – сказала Канарейка, вдруг подавшись назад.
– Да, – он смотрел прямо в глаза. Спокойно, даже холодно. – Это что-то изменит?
Канарейка замерла.
А ведь и правда, ничего. Ей уже решительно всё равно, ведь вот, он, Ольгерд, прямо здесь, и плевать на то, из чего сделано его сердце.
Атаман приблизился к ней снова, прошёлся горячим дыханием по её шее, поднялся к губам и с напором, почти грубо поцеловал. От него просто невозможно прекрасно пахло перцем и сладким табаком.
Канарейка отвела голову на мгновение, прошептала, чтобы он отпустил её руки и подалась к Ольгерду уже сама.
Его ладони всё ещё оставались на столешнице, а её – бродили по воротнику кунтуша и нижней рубашки. Кончиками пальцев она словно пыталась запомнить каждый из множества маленьких шрамов на шее и один большой, похожий на букву «Х» – на затылке.
На эльфку будто бы что-то нашло, она сама придвинулась к краю, почти вплотную к атаману, по-хозяйски охватила его бёдра ногами. Высота стола давала преимущество в росте – впервые она смотрела на Ольгерда сверху вниз.
Тут дверь бесцеремонно распахнулась, ручка стукнулась о стену. Подвыпивший «кабан», стоявший на пороге, застал Ольгерда фон Эверека и Канарейку в такой недвусмысленной позе.
– Атаман… – бестолково и явно ошарашенно обронил он. – Канарейка тут?
Ольгерд хмыкнул, Канарейка медленно кивнула. На её лице вполне очевидно читалось недовольство.
– Милсдарыня Канарейка, вечер добрый… – пролепетал отчего-то смутившийся мускулистый детина, протирающий редкой шевелюрой потолок. – Там к вам пришли… Гном какой-то или низушек… Нелюдь мелкий, я них не различаю, Лебеда их знает…
– Пусть корчмарь нальёт ему вина за мой счёт, – прорычал атаман.
Канарейке тоже было совсем не до гостя, хотя она и подозревала, что за «гном какой-то или низушек» её ждёт. Но он был внизу, сразу начал бы волноваться и кричать, спрашивать что-то, а тут, прямо тут, атаман. Который совсем не прочь её целовать.
К утопцам гномов.
– Он не пьёт вина, – слабым голосом сказала Канарейка. – Вообще не пьёт. Пусть Бьорн намешает ему воды с вареньем.
«Кабан» кивнул, но отчего-то остался стоять на пороге.