Игроки и жертвы
Шрифт:
Я медлила, испытывая искушение оставить его в этом огненном круге немного дольше, дать ему прочувствовать всю тяжесть провала. Еще мгновение — и моя злорадная ухмылка могла бы вырваться наружу. Но я понимала, что это игра на грани. Решение нужно было принимать здесь и сейчас, иначе я могла сама стать жертвой этой интриги.
Спокойно прошла вдоль стены, за спинами гостей. Милена, казалось, перестала дышать, увидев меня. Ее паника была почти осязаемой, как дрожь в воздухе. Илона следила за мной своими холодными глазами, в которых мелькнул вопрос, почти вызов, но я не дала ей повода усомниться в моем намерении. Приклеив к лицу выражение полного
В тот момент, когда наши глаза встретились, казалось, мир вокруг исчез. Мы остались одни в этом зале, среди множества людей, но будто за стеклянной стеной, отрезанные от суеты, от губернатора, от шепота журналистов и гудения напряженных голосов. Его взгляд буквально впился в мой, изучая, проникая сквозь маску спокойствия, которую я так тщательно держала.
Он видел все. Читал меня как открытую книгу, и в этот миг между нами развернулся невидимый, но ощутимый диалог. Он понял, что я тянула время, что наслаждалась его мучениями, его слабостью, впервые показанной столь явно. В моих глазах блестел триумф, смешанный с давно копившейся ненавистью, которая уже не пряталась за вымученными улыбками и политесом. Это был момент, в котором я позволила себе быть откровенной.
Его лицо перекосилось от сложного коктейля эмоций. Ярость вспыхнула вновь, как огонь, питаемый кислородом, но тут же была подавлена. Злость на меня, на себя, на весь этот хаос, в котором мы оба крутились, переплелась с болезненной благодарностью за то, что я спасла его в последний момент. Между нами полыхали вспышки эмоций, как молнии в разразившейся грозе: растерянность, злость, ненависть, но и что-то почти похожее на уязвимость.
Кирилл сжал зубы, дернул уголком губ, будто хотел что-то сказать, но так и не произнес ни слова. В конце концов, он опустил глаза к докладу, отгородившись от меня стеной тщательно собранного хладнокровия, хотя я видела, как напряжены мышцы его шеи, как побелели костяшки пальцев, сжимавших папку.
Я отступила на шаг, чувствуя, как сердце все еще бешено колотится в груди, и быстро вышла из зала, не уверенная, что сама сейчас в состоянии держать себя в руках.
Подошла к окну в коридоре, глядя на весенний теплый день снаружи. Суета улицы всегда успокаивала меня, и на этот раз я чувствовала, как спадает напряжение.
«Ты моя должница» - быстро написала Лене сообщение и тотчас получила поднятый к верху палец, сообщающий, что она меня поняла.
– Привет, - услышала спокойный, холодный голос справа от себя.
Повернула голову, ничуть не удивившись присутствию Илоны рядом, и встретила ее ледяной взгляд. Она стояла неподалеку, облокотившись на стену, ее руки были скрещены на груди. Взгляд — острый и пронизывающий, как игла.
– Илона, - протянула мне руку.
– Агата, - я не стала портить игры. – Пришла поблагодарить?
– И это тоже, - едва заметно улыбнулась она, но глаза оставались ледяными. – И познакомиться.
– Мило, - я глаз не опускала.
– Сейчас поблагодаришь еще больше: у вас в штабе – крыса.
– Знаю, - чуть помедлив, кивнула она. – И я найду ее. Но спасибо за предубеждение.
Несколько мгновений мы стояли
– Ты тонко сыграла, - похвалила она меня. – Красиво поджарила хвосты.
Я чуть приподняла бровь, но отвечать не стала.
– Агата…. – она чуть запнулась. – Ты ненавидишь Кирилла?
Вопрос застал меня врасплох, хотя я и не позволила этому отразиться на моем лице. Внутри вспыхнуло знакомое чувство, которое я знала слишком хорошо. Ненависть. Она пульсировала где-то в груди, окрашивая все мое отношение к Кириллу. Я могла бы солгать, могла бы отшутиться, но вдруг поняла, что перед Илониным ледяным и острым взглядом это было бы бесполезно.
— Ненавижу? — медленно повторила я, обдумывая каждую букву. — Да. — Я посмотрела ей прямо в глаза. — И, знаешь, чем больше пытаюсь этого не делать, тем сильнее ненависть становится. Но… - чуть прищурилась, - беда в том, что ненависть – это еще не все. Особенно в нашем мире. Не беспокойся, - горечи в моих словах тоже хватало. – Я знаю правила. И умею ждать.
Илона хмыкнула, правильно истолковав мои слова. Повернулась спиной, но задержалась на мгновение.
– Возможно, все гораздо сложнее… чем ты… чем мы все думаем.
С этими словами она быстро вернулась в зал, оставив меня одну.
10
Спокойное утро первомайских праздников было почти нереально прекрасным. Я стояла на кухне, наблюдая, как тёплые солнечные лучи проникают сквозь занавески и ложатся золотыми полосками на стол. Аринка, взъерошенная и в пижаме с принцессами, уже смеялась над чем-то, что ей рассказывала бабушка Маша. Звуки их смеха согревали душу, и на мгновение я ощутила, что счастье действительно рядом — вот оно, в этих простых моментах.
Приготовив на завтрак румяные сырники, я накрыла стол и на секунду замерла, почувствовав болезненное сжатие в груди. Это было воспоминание, живое, тёплое, но всё ещё болезненное. Когда-то это была наша с Павлом традиция: в выходные мы обязательно готовили вместе сырники или блинчики, а потом ели их в саду нашего большого дома, наслаждаясь медленным течением жизни. Тогда было столько света, любви и беззаботности, что казалось, ничто не сможет разрушить этот маленький мир.
Теперь у меня не было ни дома, ни сада, ни…. Паши. Я хорошо помнила тот страшный день, когда к нам в дом влетели сотрудники полиции, уложив мужа лицом в пол. Их не остановили ни крик Арины, ни мои вопросы, ни то, что Павел не стал оказывать сопротивления, находясь в таком же шоке, как и я сама.
Я все время задавала себе один и тот же вопрос на протяжении того полугода, пока шло следствие, и муж находился в СИЗО: решились бы его конкуренты на подобное, если б я не оставила свою работы ради семьи? Стали бы использовать с своей борьбе против мужа такие методы?
Вряд ли. Я была бы щитом, который мог бы их остановить. Вместо этого я выбрала тихую жизнь, семейный очаг, и эта моя слабость обернулась нашим разрушением.
Конфискация имущества, арест счетов, постоянные допросы в грубой форме – это был ад, завершивший в тот момент, когда я думала, что мы побеждаем. Короткое и холодное сообщение, которое я получила в тот день, разбило меня на тысячи осколков. Павел был мёртв. Его жизнь оборвалась внезапно и жестоко, прямо в стенах СИЗО. Вторым ударом стало то, что все имущество, кроме этой квартиры, принадлежавшей нашей бабуле, внезапно оказалось в руках третьих лиц.