Иллюзия любви

Аристова Валерия

— Прикажите поднять паруса! — кричал он, — мы разобьемся!

Берег был все ближе. Течение волокло их к острову, и сэр Джейсон приказал поднять паруса так, чтобы ветер не сломал мачты. Нужно было проскочить остров, чтобы выйти в открытое море, но и это им не удалось. Бешеный порыв ветра накатил на палубу волну, и сэр Джейсон чуть не захлебнулся, когда его накрыло с головой. Он вцепился в веревку и кусок парусины, а потом начался ад. Когда вода сошла, он увидел, что грот треснул пополам и волочится за правым бортом, загребая воду парусами. Шхуну развернуло, и следующий вал ударил в борт, от чего корабль затрещал по швам, и, казалось, сейчас разломится на куски. Но шхуна выдержала. Сэр Джейсон бросился рубить грот вместе с матросами,

но не добежал, подскользнувшись на мокрой палубе, распластался по доскам, и следующая волна настигла его совершенно беспомощным. Она накрыла с головой, закружила, он пытался схватиться за что-то, но под рукой ничего не оказалось. Паника завладела всем его существом, а волна несла куда-то в темноту, и вода была повсюду, не давая сделать вдох. Наконец он вынырнул, пытаясь отдышаться, но тут же снова ушел под воду. Тут рука поймала какую-то деревяшку, он вцепился в нее обеими руками, и, на миг вынырнув на поверхность, увидел вдали силуэт шхуны. Она тенью неслась под проливным дождем, подгоняемая огромными валами, похожими на стаю голодных псов. Берег острова Карабос темнел где-то вдали. Сэр Джейсон цеплялся за веревки остатков грота, потом залез на остов мачты и сжал его руками и ногами. Если он сумеет удержаться, то, возможно, еще когда-нибудь увидит свою жену. Аделаиду.

Он закрыл глаза и стал молиться так, как когда-то молилась она.

Глава 14

Стоя на корме, он слушал дружное пение моряков. Вчерашний шторм прибил к берегу обломки английской шхуны, и сейчас, проплывая вдоль берега, молодой губернатор острова Карабос всматривался в береговую линию и в спокойную морскую гладь, надеясь найти выживших. Наверняка и другие корабли пострадали в буре, и, возможно, на борту их было что-то ценное, а если повезло, то можно было бы найти и испанцев, которым требовалась помощь. Ему как раз было на кого поменять выживших испанцев, ежели таковые нашлись бы. Не так давно он ввязался в неудачную битву, и испанцам удалось отбить судно, за команду которого теперь они требовали выкуп, угрожая в случае отказа всех вздернуть на реях.

— Человек по левому борту!

Он резко обернулся. Наверняка выживший — англичанин. Взяв подзорную трубу у боцмана, он вгляделся туда, куда указывали все руки.

На остатках мачты и какой-то доски лежал человек. Он был явно жив, потому что пытался подавать сигналы, размахивая руками и плеща по воде так, чтобы его заметили. Точно англичанин.

— Подойдите ближе, — скомандовал он.

Англичане были ему не нужны. Войны с Англией не намечалось, но оставить человека умирать в море он не мог. Пока бот шел к утопающему, он смотрел на спокойные волны, которые вчера собрали свою жатву и теперь были довольны и по-кошачьи ласковы. Море прекрасно и непостоянно, как женщина. Оно то нежное, прекрасное, словно кокетка, окутанная пеной белых кружев, то вдруг превращается в божество смерти, сметая все на своем пути. Вчера он смотрел на бурю с берега, и был доволен, что не находится на корабле, как этот вот несчастный, которого матросы втянули на борт бота, и которого не держали задеревенелые от морских волн ноги.

— Благодарю, господа, — молодой человек откинул с лица прилипшие к нему мокрые светлые волосы и даже попытался поклониться. Глаза у него тоже были светлые, серые.

Типичный англосакс, усмехнулся он про себя.

К спасенному потянулись руки с флягами, а он все смотрел на него, изучая. Молодой человек был явно не простым матросом. Одежда его говорила, что он и не военный, а возможно, один из пассажиров шхуны, что вчера налетела на рифы. Он оказался от тех мест достаточно далеко. Смыло за борт? Англичанину повезло, потому что те, что ударились о рифы, не выжили. Утром уже осмотрели место крушения, и не нашли никого, кто мог бы хоть что-то рассказать о катастрофе.

Пожалев еще раз, что молодой человек — не испанец, он пожал ему руку и выразил радость

по случаю спасения. Понимая, что гостю нужно отдохнуть, он приказал спустить его в каюту, а сам отправился обратно на бак, где сел на бочку и стал смотреть на берег.

Два года пролетели незаметно. Когда-то губернатором Карабоса до самой смерти своей был его отец. Теперь же эту честь навязали ему самому. Первое время он метался по острову, словно зверь в клетке. Но за два года, что минули с возвращения, он снова привык к Карабосу, смирившись со своей судьбой. Тут был его дом, где дождалась его мать, и тут он чувствовал себя в своей лодке. Стараясь забыть все, что произошло в те времена, что он отсутствовал, и навсегда выкинуть из головы все, что до сих пор ночами не давало ему спать, он вспоминал, как управлять кораблем, вспоминал, как ходить в горы на охоту, продираясь среди тропических зарослей, как выращивать тростник, которым были засажены его плантации.

Мать умерла год назад, оставив его совсем одного, а жениться он не мог, потому что у него уже была жена, и он верил, что жена его жива. Юные дочери соседей и богатых поселенцев города Роавиль смотрели на него, ожидая, что он выберет одну из них, но он не собирался делать выбор. Он навсегда отдал свое сердце той, что когда-то покинула его, обрекая на тюрьму и изгнание, и оставался ей верен, будто ожидал, что в один прекрасный день она явится перед ним, и он сможет вымолить ее прощение, склоняясь к ее ногам.

Единственной радостью оставалась его маленькая дочь, которой исполнилось не так давно три годика, и которая делала его по-настоящему счастливым. Девочка была капризна, но тянула к нему свои ручки, стоило ему войти в детскую, и он готов был снять луну с неба, только бы слышать ее смех. Когда она заболела полгода назад, и врачи предложили молиться, потому что ничего больше нельзя было сделать, он как когда-то давно взял ее на руки и не спускал до тех пор, пока дыхание ее не стало спокойным, а жар не спал.

— Папа, привези мне что-то красивое, — сказала девочка, когда он уходил сегодня, оставляя ее с няней.

— Хорошо. Посмотрим, что нам подарит море.

— А море живое? — спросила она.

Он улыбнулся, обернувшись к ней уже в дверях.

— Конечно. Море часто дарит нам подарки. А иногда и отбирает что-то ценное, чтобы передарить другому, — сказал он.

— Тогда пусть все подарки дарит нам! — воскликнула она, хлопая в ладошки, — и маму подарит!

— Маму? — вздрогнул он.

— Ты обещал, что мама придет. Вот пусть море ее нам принесет!

Он ушел, с трудом заставив сердце биться ровно и сжимая губы. То, о чем он предпочитал не думать, снова взметнулось в его душе. Казалось, малышка тронула какую-то болезненную струну, та натянулась где-то в груди, и теперь дребезжала, мешая ему наслаждаться морем.

Вместо потерянной жены море принесло этого молодого англичанина. Когда они подходили к Роавиллю, ничего ценного больше не обнаружив, он спустился вниз, в каюту, и смотрел, как тот спит, скинув мокрую одежду и накрывшись простыней. Показать дочери свою находку? Он криво усмехнулся. Молодой англичанин совсем не похож на ее мать. Но море не разбирает, что и кому дарить. Оно безлико и швыряет к ногам все подряд, без разбору. Он примет знатного иностранца у себя, а потом отправит на ближайшие английские острова. В конце концов, никто не отменял законов гостеприимства.

Волна ударила в борт, и он чуть не упал, ударившись о стену и выругавшись. Англичанин пошевелился, разбуженный произведенным им шумом, и сел в постели.

— Извините, я не хотел вас будить.

Тот улыбнулся и ответил на хорошем французском:

— Я в полном вашем распоряжении, месье, с благодарностью за спасение жизни.

Глаза их встретились. Англичанин нравился ему. Было в нем что-то такое, что он всегда ценил в людях, и чего не было в нем самом. Какая-то мягкость и обходительность, или эта улыбка, немного неуверенная, но яркая и привлекательная.