Император ярости
Шрифт:
— Ее нет со мной, — рычу я. — Я даже не в Японии сейчас. И я… — я хмурюсь. — Ты сказала, что Кир тоже не отвечает на телефон?
— Нет!
Мой телефон пищит от сообщения. Раздраженно, я отрываю его от уха, чтобы посмотреть на экран.
Йонас:
Тебе захочется ответить на мой следующий звонок, брат.
Звон в моих ушах, который был раньше, усиливается до воя. Без лишних слов я бросаю трубку, пока Анника кричит на меня за то, что я ублюдок
— Если ты хочешь прогуляться по чертовой аллее памяти, — рычу я, — поверь мне, Йонас, мне чертовски не интересно…
Затем я слышу это. Не колкий ответ. Не остроумный, ядовитый ответ.
Просто крики.
Весь мой мир погружается во тьму, моя кровь превращается в лед в жилах.
Это Фрея.
Мир начинает рушиться вокруг меня.
— Фрея! — я реву в телефон, мой голос разрывается от ярости и паники.
Тихий, низкий смешок раздается по линии, холодный и насмешливый.
— Малекки…
Голос произносит мое полное имя, имя, на которое я перестал даже реагировать, когда Каспер исказил его для своих целей.
— Йонас… — я шипю. — Йонас, я собираюсь…
— Я собираюсь причинить ей боль, Малекки. И ты будешь слушать, пока я это делаю.
Линия обрывается.
42
ФРЕЯ
Я чувствую, будто парю. Мое тело оторвано от реальности, словно я нахожусь где-то между сном и явью. Не могу сосредоточиться. Все вокруг размыто, тонет в темноте и снова появляется, как в тумане.
Холодно. Пронизывающий холод, который грызет мою кожу, заставляет меня дрожать. Хотя боль в голове затмевает все остальное. Она пульсирует, как будто кто-то бьет молотком по моему черепу.
Где, черт возьми, я?
Последнее, что помню, — как зашла в тот подпольный коктейль-бар с Ханой, чтобы встретиться с Кейн. А потом… только тьма.
Хана.
Мое сердце сжимается. Я резко сажусь, морщась от острой, пульсирующей боли, которая пронзает мой череп. Дыхание застревает в горле, и я инстинктивно прижимаю руку к виску.
— Хана… — хриплю я, голос срывается от сухости в горле.
Тихий стон. Шорох где-то рядом. Я моргаю, заставляя зрение проясниться. Размытость вокруг медленно обретает чуть более четкие очертания. Каменный пол подо мной, влажный и шершавый под ладонями. Каменные стены. Ни окон. Ни света, кроме одной тусклой лампочки, висящей надо мной и отбрасывающей длинные, жуткие тени.
Паника сжимает живот. Я поворачиваюсь, лихорадочно ища Хану. И затем вижу ее.
— Хана! — задыхаюсь я, вставая на колени и ползя к ней. Она лежит на полу неподалеку, свернувшись калачиком, лицо бледное, дыхание поверхностное. — Хана, проснись!
Моя рука дрожит, когда я касаюсь ее плеча, осторожно трясу ее. Она
Это пугает.
— Фрея…? — бормочет она, звучит дезориентированно, голос глухой.
— Да, это я. Ты сильно ранена?
Хана щурится, медленно поднимаясь на локти.
— Чувствую, будто меня сбил грузовик.
— Я тоже. — Пытаюсь улыбнуться, но улыбку пожирает страх, ползущий вверх по спине. — Ты помнишь, что случилось?
Хана медленно качает головой, движения скованные.
— Мы были в том месте, о котором говорила твоя подруга. А потом… — Она замолкает, хмурясь, явно пытаясь собрать воспоминания воедино. — Потом все просто погрузилось во тьму.
Да, я тоже помню это. Мы зашли в «чайный магазин», прошли в заднюю комнату за полками с чистящими средствами, открыли потайную дверь в сам бар. А потом… ничего.
— Думаю, нам что-то подсыпали, — бормочу я, голос сдавлен от ярости.
Хана снова стонет, прижимая руку к голове.
— Думаешь?
— Да, — тихо отвечаю я. — Уверена.
Со мной такое уже случалось, на юге Франции. Это было задолго до того, как мы нашли свой путь и объединились с Дэмиеном и Киром. Анника и я тогда промышляли воровством на Французской Ривьере, снимая часы и кредитки с пьяных богачей в клубах. Я решила отметить успех и заказала бокал шампанского. После трех глотков комната начала кружиться.
К счастью, Анника была трезвой и вытащила меня оттуда, доставив в отель, где я проспала почти целые сутки.
— Да, я знаю, каково это — быть опоенной.
Хана гримасничает, оглядываясь.
— Где, черт возьми, мы?
Делаю глубокий вдох, осматриваясь внимательнее. Комната среднего размера, может быть, двадцать на двадцать футов. Но без окон и почти без света она кажется удушающей. Стены грубо отесаны, холодные и влажные на ощупь. В дальнем конце комнаты висят цепи, вмурованные в камень, как из кошмара. Воздух пахнет затхлостью, сыростью.
Стариной.
— Похоже на подвал или бункер, — говорю я, голос звучит пусто. — Или, может, бомбоубежище.
— Или тюрьму, — бормочет Хана, ее глаза скользят по комнате. Она все еще бледная, и я вижу страх в ее глазах, хотя она пытается его скрыть. Я тоже чувствую его, ползущий по коже, сжимающий грудь.
И тут я слышу это — низкий, болезненный стон из дальнего темного угла.
Я инстинктивно тянусь к Хане, притягивая ее ближе. Тень в углу шевелится, двигается, и мое дыхание застревает в горле.