Империя проклятых

Кристофф Джей

Цинна вытерла глаза, но пальцы у нее остались сухими. Сердце женщины переполняло горе, но в ней чувствовалась сила, которую увидел бы даже слепой.

– Я поговорила с Ольд-Сис, сестрами-старейшинами других кланов. Тебе разрешат обратиться к Всематерям, Лев, и представить свое дело на рассмотрение собору.

– Мне? – я нахмурился. – Угодники-среброносцы столетиями охотились на закатных плясунов. Мы убили вашу величайшую королеву. Мне нет места в этом зале. Пусть лучше Феба…

– Моя племянница тоже расскажет эту историю. Но ты должен присоединиться к ее словам. Сребронос, рискнувший жизнью, чтобы спасти дщерь Фиан, – это поступок,

который будет иметь вес. Время Оскверненной Крови жестоко, и мы долго искали того, кто мог бы положить ему конец. Но предсказание гласило, что маленькая Богиня будет родом из Высокогорья. Тебе придется убедить Всематерей, что наша спасительница действительно родилась, но не среди избранных Фиан, а в семье язычников из низин, и сейчас находится под опекой человека, который служил Ордену, уничтожившему Айлид Буревестницу.

– Вот так просто, да? – вздохнул я.

– Боюсь, что нет.

Я смотрел на Брендана, пока он говорил, скрестив покрытые мехом руки на груди. Чувствовал запах земли и дикого мускуса на его коже, видел тяжелые годы и мрачную смерть в его львиных глазах.

– Есть еще одно… осложнение, сребронос.

Я взглянул на Фебу, приподняв бровь.

– Неужели?

Настроение у Фебы испортилось, и в голосе слышалась тихая ярость.

– С тех пор, как я была здесь в последний раз, возникло еще больше проблем, которые обескровили Высокогорье, Габи. Ихэ, скверна, распространяется все больше, и леса тоже начинают гнить. А то, что гниет внутри, убивает дичь. Все Высокогорье воюет за территорию, которая пока остается нетронутой, и на фоне этих распрей и битв со скверной… – она покачала головой, кипя от злости. – Кланы не могли допустить распространение этой злой опухоли.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мы заключили перемирие, Лев, – ответила Цинна. – На Зимнем Соборе два года назад. Сестры-старейшины каждого клана связали себя узелками клятвы, которую высекли в камне.

– Перемирие? – я покачал головой. – Не понимаю, перемирие с кем?

– С Бессердкой, – сказал Брендан. – Женой Зимосреда.

Я моргнул, ошеломленный услышанным.

– Вы заключили перемирие с этой чертовой Лилид Дивок?

– Чтобы покончить с еще одной неприятностью, с которой мы не могли справиться, – прорычал закатный плясун. – С юга нас атаковала нежить, кланы вцепились друг другу в глотки, а скверна превращала в руины вообще все. Мы заключили мир с Бессердкой, чтобы решить свои проблемы. Она оставила наши земли в покое, а мы поклялись никогда не ступать на земли за пределами наших владений.

– Но это же гребаное безумие! Вампирам нельзя доверять, эти кровожадные чуд…

– Таково положение дел на сегодня, Габриэль де Леон, – отрезала Цинна, пресекая мою истерику. – За два года, прошедшие с тех пор, как был заключен мир, мы не видели ни одного кровопивца к северу от Дун-Фаса. Неистовые держат свое слово, и нарушить его означало бы войну с нежитью, когда большинство людей, живущих у этого дворца, последние два года только и делают, что хоронят дочерей и сыновей, жен и мужей, потому что с них содрали шкуру их же соседи. Если хочешь, чтобы они объединились и сразились с врагом, с которым у них нет никаких разногласий, тебе лучше придумать более убедительный аргумент, а не кричать, потрясая кулаками: «Пиявкам доверять нельзя». Маленькой Богине нельзя оставаться в руках Неистовых, и я не допущу, чтобы моя единственная дочь погибла ни

за что.

Цинна в ярости выплюнула последнее слово, а когда моргнула, по ее татуированной щеке скатилась одинокая слезинка. Сильно шмыгнув носом, она смахнула ее рукой и поднялась на ноги.

– Я вас покидаю. Мне нужно найти более спокойные слова для разговора со Всематерями других кланов. Возможно, мне удастся заручиться поддержкой хотя бы среди представителей львиной крови. А Медведи и Волки…

Она покачала головой, оглядывая меня проницательными изумрудными глазами. Серебряные буквы у меня на пальцах, розы и черепа на руках, семиконечную звезду на ладони.

– Молишься ли ты своему Единому Богу, сребронос?

– Больше не молюсь. Он никогда не слушает, мадам.

Тут она встретилась со мной взглядом, и голос ее был тверд и холоден, как камень:

– Если ты ему не молишься, мальчик, что же именно он должен слушать?

XIII. Обагренные кровью снега

К следующему вечеру я почти пожалел, что не последовал совету Цинны.

Зимний Собор возобновился на рассвете. Когда хрупкие лучи солнца окрасили горизонт, я стоял у одного из окон своей башни, наблюдая, как каждый клан, сопровождаемый торжественной процессией лунных дев, входит в большой дворец. Феба сказала мне, что на оссийском языке это здание называлось Тэл’Лиед – Крепость Старейшин. Накануне вечером она удалилась вместе с тетей. Ей нужен был отдых после перенесенных испытаний, а еще, как я подозревал, родственники старались не спускать с нее глаз и опасались оставлять ее одну в компании бледнокровки. Но сейчас она стояла рядом со мной, в опасной близости, и я изо всех сил старался не обращать внимание на биение ее пульса, на осколки стекла у меня в животе, на пепел на языке.

– Уиланы, – пробормотала она, кивая на группу людей, входивших внутрь. – Много лет назад они были самым могущественным кланом среди медведекровок. Но три зимы назад клан Слейнов живьем содрал кожу с их Риган-Мор, а также с обеих ее сестер и всех троих детей.

– За что, черт возьми? – спросил я.

– Никто не знает. Слейны свою вину отрицают. Но старая Дейрдра Слейн ненавидит Уиланов с тех самых пор, когда ее муж сбежал с одной из них десять лет назад. – Феба пожала плечами. – Вражда старая. Беды новые. И всегда обагренные кровью снега.

Я наблюдал, как следом за ними вошла стая волкокровок, одетых в тонко выделанную кожу и элегантные стальные доспехи. Они шагали под предводительством старейшины, которого отличала от остальных ярко выраженная звероподобность – от покрытого звериной шерстью лба до сапог из серого меха. Хотя он по-прежнему держался прямо, как человек, но голова у него была волчья, на лбу красовалась корона из ежевики, а на плечах – плащ из рыжевато-коричневого меха. Трое младокровок, полагаю, его детей, шли рядом с ним, одетые как воины, свирепые и гордые.

– Клан Баренна, – прошептала Феба. – Ангисс и его сыновья. Они убили мою маму. – Она глубоко, прерывисто вздохнула. – И, возможно, моего Коннора.

– Ублюдки, – пробормотал я, оглядывая их.

– Это была война. А война – сложная штука. Видишь шкуру у него на плечах вместо плаща? Это шкура моей мамы. – Она встретилась со мной взглядом, и я в ужасе посмотрел на нее. – Так что да, они ублюдки.

– Великий Спаситель, – я кивнул на мужчину среди собравшихся. – А это что еще за хрен с горы?