Империя проклятых
Шрифт:
Он был весь в черном, как сама ночь. Как ее повелитель. Ее принц. Когда он двигался, казалось, будто и ночь двигается с ним. Он опустился на колени, чтобы погладить кошку, и она с обожанием выгнула спину. И, не сводя глаз с мамы, он встал и низко поклонился ей, как знатной даме при дворе. Он заговорил таким теплым и глубоким голосом, что я вздрогнула. И хотя этот бледнолицый принц с виду был приятнее, чем любое другое существо, которое я когда-либо видела, он внушал мне ужас.
– Моя
– Мой драгоценный, – ответила она так, будто это слово ей было больно произносить.
– Ты… изменилась.
– Ты совсем не изменился.
Они оба казались опечаленными этим, и на мгновение он отвел взгляд. Я подкралась ближе, пригнувшись, бесшумно, сжимая нож в кулаке. Я не знала, кто этот человек, но по тому, как они с мамой смотрели друг на друга, я чувствовала между ними что-то более глубокое – тайну, темную, как вино, и сладкую, как шоколад.
– Спасибо, – сказала мама. – Что пришел, когда я позвала.
– Мне бы хотелось прийти раньше. Но дорога из Сан-Ива стала еще более опасной, чем когда-либо. Мертводень привел в смятение все и всех. В воздухе витает угроза крови, Ауриэль. Крови и конца всему сущему.
– Все меня не волнуют, – сказала мама. – Меня волнует только один.
Он опустил глаза, и на его лицо будто опустился черный занавес.
– Ты была всего лишь девочкой, Ауриэль. Ты подарила мне то, что я считал навсегда утраченным, и это изменило меня. Но я виню себя за то, что принял твой дар. Было неправильно требовать это тогда. И вдвойне неправильно требовать это сейчас.
И тогда она рассмеялась, жестоко и холодно.
– Самодовольный дурак. Я говорю не о тебе.
От этих слов настроение у него резко изменилось. Его гордость уязвили. Мама собралась с духом, сжав кулаки:
– Наш сын умирает.
И это слово поразило меня, как удар молота. Сердце провалилось в пятки. Но, присмотревшись повнимательнее к очертаниям его подбородка и серым глазам, я наконец поняла, почему папа так сильно бил тебя, брат. Хотя нас с Амели он любил. Я знала это так же точно, как свое собственное имя…
– Но ты сама решила оставить ребенка. Он – твой сын, Ауриэль. Не наш.
Она сжала челюсти и вздернула подбородок.
– Значит, мой сын умирает.
– Значит, отправь за священником.
Она протянула ему чашку из нашей кладовой.
– Ты можешь вылечить его от недугов. Как когда-то вылечил меня.
Я увидела, как смягчилось его лицо: между ними возникло какое-то нежное воспоминание. Но затем тень вернулась, затуманив эти опасные глаза. Когда он скрестил руки на груди, я снова увидела
– Если Вседержитель желает его смерти, значит, он умрет.
– Ты, ублюдок, – выплюнула мама. – Знаешь ли ты, чего я лишилась из-за любви к этому мальчику? И теперь ты, который ничего не потерял, говоришь мне, что я должна сидеть смирно и молчать, когда теряю и его тоже? Этого я не потерплю! – Она подняла горящий факел, лицо ее исказилось от ярости. – Ты у нас в долгу! Ты у меня в долгу!
Тогда он стал выше ростом. Продемонстрировав всю свою мрачную властность. Пламя в маминой руке искрилось в его глазах, тени вокруг него стали глубже. Зашептались птицы на умирающих деревьях, сгустилась чернота, и его голос зазвучал, как железо и камень:
– Не смей говорить нам, что мы должны. Мы отдали больше, чем ты можешь себе представить.
– Если не дашь, я сама заберу, черт бы тебя побрал!
Мама зарычала и бросилась вперед, размахивая факелом, как дубинкой. Но он, быстрый, точно воробьиные крылья, отбил пламя в сторону и схватил ее за запястья. Она будто вступила в схватку со статуей, брыкалась в ярости, и волосы выбились у нее из косы. Но бледный принц был неподвижен.
– Прекрати, – сказал он ей.
Мама боролась с ним еще мгновение, лицо у нее стало красным. А затем она просто осела, и ярость перешла в отчаяние, когда она опустилась на колени. Она была гордой женщиной, наша мама. Никогда не унижалась перед мужчиной. И все же, когда она открыла рот, я поняла, что следующий вдох она сделает только для того, чтобы попросить.
– Дай ей это, – потребовала я.
Они обернулись, глаза принца сверкнули яростью, а мамы – страхом. Я стояла на краю поляны, сжимая в одной руке нож, а в другой держала за шкирку эту хорошенькую черную кошку. Я не знала, действительно ли принца волнует жизнь зверька, но если от него зависело твое спасение, брат, я была готова рискнуть и навлечь на себя его гнев. Так сильно я любила тебя.
– Не знаю, что ты можешь дать, – сказала я. – Но дай…
Я не видела, как он пошевелился. Я знала только то, что жизнь этой кошки была полностью в моей власти. А в следующее мгновение я повисла в его руке. Он прислонился к сухому дереву, и его лицо появилось в нескольких дюймах от моего – так близко, что я смогла разглядеть его фарфоровую кожу и зубы, острые, как у волка. Я страшно перепугалась. Но мы понимаем, что ярко горим, только когда нас уже бросили в адское пламя. Маленькая Гора. Так называл меня папа, и в ту ночь я узнала, что я, как он и сказал, сделана из камня.