Империя проклятых
Шрифт:
– Зал Монархов, – пробормотала Тля.
Как мы поняли, это были дамы-лэрды – женщины, которые правили этим городом и кланом в прошлые годы. Спустя столетия после того, как его привели в лоно Единой Веры, Оссвей в глубине души все еще оставался матриархальной нацией, почитавшей женское начало – источник, дарующий жизнь. В оссийской интерпретации Единой Веры центральное место занимала Дева-Матерь, а не Вседержитель – этакий извращенный пережиток языческих времен, когда народы проливали кровь врагов на алтари, посвященные Матерям-Лунам. И хотя эта страна поклялась в верности династии Августинов, на самом деле
Во всяком случае, в ночи до прихода Дивоков.
Теперь Диор смотрела на ее статую, устремленную ввысь перед двойными арками лестницы, ведущей из Зала Монархов. Молодая женщина, свирепая, как львица, в кольчуге и рыцарских одеждах, с длинным клинком в поднятой руке. Статую сделали из гранита, но сам меч был настоящим – клинок, который она выковала из расплавленного оружия своих поверженных врагов.
– Ниам а Мэргенн, – прочитала Диор на табличке. – Девятимечная.
– Не мешкай, – рявкнула служанка, оглядываясь через плечо. – В этом королевстве сейчас только одна госпожа, и зовут ее не Мэргенн. И если ты заставишь ее ждать, заплатишь за ее терпение жизнью.
Диор оглядела горничную, поджав губы. На вид ей было лет девятнадцать, и мы сразу угадали в ней оссийку по веснушчатой коже и огненным волосам. Но она говорила с акцентом, столь же необычным, как и ее глаза, – наполовину элидэнским, судя по звуку, с легким намеком на оссийский в гласных.
– Как тебя зовут? – спросила Диор.
– Графиня Дивок называет меня Тлей.
– А как тебя зовут на самом деле?
Девушка моргнула, глядя на Диор, и ответила, как слабоумная:
– Тля.
Повернувшись на каблуках, она зашагала вверх по лестнице, по длинному коридору, вдоль которого стояло еще больше оружия и рабы-мечники на страже. Они подошли к двойным дверям, украшенным изображением волка и мечей клана Мэргенн и протекающей под ними реки. И когда девушка по имени Тля толкнула их, у Диор закружилась голова от аромата, который она почти забыла.
Баня, как мы поняли, была окутана густым паром. В центре стояла большая медная ванна, в которую уже налили воды. В империи почти не осталось цветов, но слуги сделали все, чтобы наполнить воздух ароматами: на стенах висели гирлянды из медовой обманки, а в золотых чашах тлели палочки из древесного пепла.
– Раздевайся, – приказала Тля.
Диор моргнула.
– Большинство людей сначала предлагают выпить…
– Я должна привести тебя в презентабельный вид перед встречей, – отрезала Тля. – Если у меня не получится, графиня будет недовольна. И в следующий раз тебя может не оказаться рядом, чтобы залечить раны от кинжала.
Диор с трудом сглотнула.
– Прости меня. Если бы я только знала, что она задум…
– Мне не нужны твои извинения, ведьма крови, – сердито бросила Тля.
– Что ж, я все равно прошу прощения, – ответила Диор, выпятив челюсть. – Ты пострадала из-за меня, и я сожалею об этом. И, кстати, никакая я не ведьма. Я не такая, как они.
– Я узнаю колдовство с одного взгляда, – ответила Тля, осматривая Диор с ног до головы. – И распознаю обман на слух. Но если ты действительно хочешь загладить свою вину, делай что я говорю, и раздевайся.
Тля возилась у шкафа, пока Диор стояла посреди
Когда Тля повернулась к нам спиной, мы выпорхнули из-под волос Диор и спрятались в тени стропил над головой. Отвернувшись от Тли, Диор с явной неохотой сбросила свою дорожную одежду. Она оглянулась через плечо, желая убедиться, что Тля за ней не следит. Дрожащими пальцами она нащупала небольшую выпуклость, скрытую под подолом платья: флакон Габриэля все еще лежал под швом, и расстаться с платьем означало расстаться с последней ниточкой, связывавшей Диор с ним. Но она могла только проглотить его или сделать другую глупость. К тому же никто из нас понятия не имел, жив ли Габриэль вообще. И вот, сбросив сюртук, рубашку и нижнее белье, Диор быстро скользнула в воду.
Когда она наконец погрузилась в это тепло, губы ее тронула улыбка, а из легких вырвался блаженный вздох, несмотря на все переживания.
– Семеро Мучеников, не могу вспомнить, когда я в последний…
Ее слова потонули в громком всплеске воды, обрушенной ей на голову из ведра безо всяких церемоний. Пока Диор брызгала слюной, Тля вылила ей на волосы полную ложку вязкой жижи – очевидно, мыла с привкусом золы и негашеной извести, подслащенное медовой обманкой. Служанка вела себя грубо и скребла так усердно, что у Диор на глазах выступили слезы, но она старалась держаться спокойно, скрестив руки на груди, чтобы прикрыть наготу, и закрыв глаза, чтобы не щипало.
Только когда Тля подняла щетку из конского волоса, Диор наконец запротестовала, пытаясь высвободиться из хватки, сомкнувшейся у нее на запястье. Но, как и Хоакин, служанка была наделена страшной силой раба, руку Диор быстро подняли к небу, и Тля уже терла ей подмышки и грудь, не обращая никакого внимания на застенчивость.
– Как тебя зовут? – задала вопрос Тля.
Диор взвизгнула, когда служанка схватила ее за ногу и, дернув, принялась тереть. Тля быстро подняла на нее свои мерцающие глаза. Они, безусловно, были необычными – один ярко-голубой, как небо на старинных картинах, другой – зеленый, как давно увядшие листья. В старом фольклоре Лорсона говорилось, что люди, отмеченные подобным образом, прокляты и обречены на несчастья, что такая метка говорила о предке, который имел дело с фейри. Но мы заметили: Грааль пристально разглядывала их.
– Диор, – ответила она, ежась от дискомфорта, когда щетка поползла выше.
– Откуда ты?
– Зюдхейм. Город называется Ла…
– Я не спрашивала, где ты родилась, – отрезала юная фейри, опуская ногу Диор. – Я спросила, откуда ты. Кто твоя семья? Какого рода твои сородичи?
– Своего папа я никогда не видела. – Грааль безразлично пожала плечами. – Он был скитальцем, как говорила мне мама. Я даже не знаю его имени. Мама была родом из Элидэна. Она была… ну, если вежливо выразиться, куртизанкой. Хотя никогда в жизни не бывала при дворе.