Инженер Петра Великого 2
Шрифт:
Ну вот и все встало на свои места! Ясно как божий день. Чистая диверсия. Продуманная, подлая. Кто-то в сарай мой пролез (когда? ночью? пока я на заводе вкалывал?), подсыпал мне в банку с селитрой этой отравы. А для верности — еще и запал поковырял, в маленькую бомбочку его превратил. Расчет простой как три копейки: чиркну запалом — и меня либо на куски разнесет, либо калекой сделает на всю оставшуюся. А свалят все на мою же криворукость да на работу с «дьявольскими» составами. Чисто сработано, сволочи.
Но кто, Карл?
Кто? Кто ко мне в сарай мог залезть без палева? Кто имел доступ? И
Аккуратно собрал свои находки — черепок с белым налетом, гильзу царапаную. Вышел из сарая к Орлову.
— Ну что, Петр? Нарыл чего? — спросил он с тревогой в голосе.
— Нарыл, Василий Семеныч, — я показал ему свои трофеи. — Вот это, — ткнул пальцем в белый налет, — этой дряни тут и близко быть не должно. Штука помощнее селитры будет, уверен. А вот это, — показал царапину на гильзе, — сделано, чтоб рвануло как следует. Это не случайность. Меня убить хотели. Опять.
Орлов взял улики, повертел в руках, лицо аж окаменело.
— Твари… — процедил он сквозь зубы. — Ну, теперь хоть что-то у нас есть. Доказательства. Кривые, конечно, косвенные, но есть. Надо срочно графу докладывать. Пусть знает, с какими гадами мы тут дело имеем.
У меня скоро уже паранойя начнется. Кому это все нужно? Кто за мной так усердно охотится?
Орлов тут тянуть резину не стал. Сразу понял, что моя шкура (а заодно и его карьера, которая теперь от моих успехов зависела) висит на волоске. Моментально снарядил самого быстрого гонца прямиком к Брюсу. В пакет сунул свой подробный рапорт о взрыве, мои выкладки насчет диверсии и, самое главное, — улики: черепок тигля с этой белой дрянью и покореженный кусок запала с царапиной. От себя поручик приписал слезную просьбу графу вмешаться лично и прислать своих людей для расследования, потому как местному начальству в лице Шлаттера веры нет.
Ответ от Брюса прилетел на удивление быстро, уже через пару дней, и тоже с нарочным. Граф много не расписывал. Из письма сквозило крайнее неудовольствие тем бардаком, что творится на стратегическом заводе. Мне приказывал беречь себя «пуще зеницы ока», потому как работа моя «зело важна для Государя и Отечества». Сообщал, что мои подозрения насчет диверсии принял к сведению и уже спустил своих ищеек — велено начать тайное расследование прямо тут, на Охте. Имен, конечно, не назвал (и правильно, меньше знаешь — крепче спишь), но четко дал понять: его люди уже здесь, на заводе, и будут работать тихо, вычислять предателей и шпионов. Мне же граф строго-настрого приказал сосредоточиться на работе, но ухо держать востро и обо всем подозрительном немедля сообщать ему через Орлова. И главное — никакой самодеятельности! Самому никуда не лезть, в сыщика не играть — это дело обученных этому людей.
От этого письма немного отлегло. Значит, не один я тут барахтаюсь. Граф не бросил, понял всю серьезность и запустил маховик настоящего расследования. Появилась надежда, что этих гадов-диверсантов и тех, кто за ними стоит, все-таки изловят и прищучат. Кто они, эти «доверенные люди»
Но расследование расследованием, оно дело небыстрое, а работать-то надо сейчас. Прямо тут, зная, что где-то рядом шныряет вражина, готовый в любой момент подлянку устроить.
Значит, выход один — работать еще лучше, еще быстрее, еще точнее. Надо было кровь из носу доводить до ума сверлилки, гнать композитные стволы, гранаты, картечь. Форсировать перестройку этого «образцового» участка, чтобы там мышь без моего ведома не проскочила.
Результат!
Как и говорил Брюс, это мое лучшее оружие и лучшая защита. Чем больше от меня реального толку для армии и флота, тем сложнее меня будет сковырнуть или заткнуть рот.
И я вкалывал как проклятый. Едва оклемался от ожогов и контузии, чуть на ноги встал — и снова мотался по цехам, по стройке, торчал в своей конуре-мастерской. Подгонял мастеров, возился с пацанами-учениками, сидел над чертежами до одури, проверял каждую гайку, каждую плавку. А злость на этих гадов только подстегивала, сил придавала. Остановить меня хотели? Сломать? Убить? Хрен им по всей морде! Я им докажу, что меня так просто не возьмешь. Построю здесь все, что задумал, назло всем врагам! Пусть хоть лопнут от злости, пусть дальше свои козни плетут — моя работа будет им лучшим ответом!
Каждый раз, идя на завод, я понятия не имел, какая новая гадость меня там поджидает. Но трястись от страха — это не по мне. Наоборот, всё это — покушение, разборки — меня только подстегнуло, разозлило по-хорошему. Раз они так моих разработок боятся, значит, я всё правильно делаю! Значит, надо вкалывать ещё быстрее, ещё лучше, чтобы армия и флот как можно скорее получили оружие, которым шведа бить будут.
Я с головой ушёл в работу, гнал от себя мысли об опасности. Главное теперь было — как можно быстрее запустить «образцовый» участок. Это была моя крепость, моя тихая гавань, где можно наладить производство под полным присмотром, чтобы и саботажа, и шпионажа было по минимуму.
Стройка кипела, хотя, конечно, не так шустро, как мне мечталось. Я там буквально жил. Сам проверял и кирпич, и лес, что Лыков тащил (он теперь был покладистым, может Орлов надавил). Ругался с каменщиками — кладка кривая, с плотниками — размеры гуляют. Внедрял свои «рацухи»: простейшие лебедки для бревен, шаблоны, чтобы ровнее было, контроль на каждом шагу. Старики ворчали — привыкли по старинке, «на глазок» работать, — но я стоял на своем.
Порядок будет!
Особо взялся за литейку и печи. После той диверсии я придумал, как по-новому крепить футеровку и фурмы — с двойным запасом прочности, из самого лучшего железа, какое только Тимофей раздобыл. Ввёл строгий учёт шихты и флюсов — всё на весы, всё в журнал. Плавильщиков заставил четко следить за температурой (ну, насколько это «на глаз» да по времени вообще возможно). Шульц был обеими руками за, его тоже та испорченная плавка здорово разозлила.