Инженер Петра Великого 2
Шрифт:
Параллельно и в механическом цехе работа шла. Иван с Федькой под моим присмотром новые сверлильные станки собирали. Теперь уж старались на совесть: чертежи подправили, материалы получше брали, где самое важное (вроде ходового винта или подшипников). Слесарей я гонял, чтобы детали подгоняли тютелька в тютельку, заставлял по сто раз все зазоры проверять. Старая песня «и так сойдёт» тут больше не играла.
Про боеприпасы тоже не забывал. С гранатными запалами продолжали возиться, только теперь втрое осторожнее. Я поколдовал над терочной смесью — сделал не такой чувствительной, но чтоб срабатывала надёжно. Придумал новый колпачок-предохранитель. Первые партейки ручных гранат (пока со старым добрым фитилем, терочный для серии еще сырой был) и картечи уже
Ну и люди, конечно. Стал еще больше времени проводить со своими учениками и новичками, что к ним подтянулись. Гонял их по черчению, арифметике, механике. Требовал, чтобы не просто тупо делали, что скажут, а врубались, что к чему. Я же видел, как они на глазах росли, когда сложная деталь получалась или сами до чего-то додумывались. Это был мой главный задел на будущее. Эти парни — моя команда и опора. Если со мной что стрясётся, они дело продолжат.
Пахал я как проклятый, спал урывками, по паре часов. Злость и азарт здорово подстегивали. Хотели меня тормознуть? Запугать? Убрать? Хрен им! Я им всем докажу на что Смирнов способен. Караван-то идет! Караван с новыми технологиями, с новым оружием для России. И хрен его остановишь!
Покушение только закалило меня. И все же, я уверен, что это дело рук вражеских агентов…
Глава 6
Морозный воздух молодого Санкт-Петербурга казался наэлектризованным. За окном скромного государева домика, который притулился невдалеке от строящейся крепости, вился дымок из трубы, а на замерзающей Неве уже виднелись первые смельчаки, пробующие лед. Внутри же, в небольшой, жарко натопленной светлице, воздух был густ от напряжения и табачного дыма. Сам Петр Алексеевич не находил себе места. Он мерил шагами тесное пространство, то останавливаясь у окна, чтобы бросить взгляд на свои строящиеся бастионы, то возвращаясь к большому дубовому столу, заваленному картами Ингерманландии, чертежами фортификаций и донесениями.
За столом сидели те, кому он доверял больше всего, его правые руки в титаническом труде переустройства России. Яков Вилимович Брюс, генерал-фельдцейхмейстер, его лицо почти не выражало эмоций, лишь в глубине светлых глаз мерцал холодный огонь пытливого ума.
Рядом — неугомонный, светлейший князь Александр Данилович Меншиков, первый губернатор нового города (который в народе уже все называют столицей — с подачи государя), пышущий здоровьем и азартной энергией; его пухлые губы были нетерпеливо поджаты в ожидании.
Чуть поодаль — суровый Федор Матвеевич Апраксин, глава Адмиралтейского приказа, его обветренное лицо хранило следы морских походов, а взгляд колючим.
И завершал круг Гаврила Иванович Головкин, степенный и осторожный глава Посольского приказа, человек, знавший толк в хитросплетениях европейской политики.
Только что Яков Вилимович Брюс завершил свой доклад. Говорил он степенно, без лишних эмоций, словно зачитывал перечень трофеев, но все присутствующие понимали, что речь идет о деле чрезвычайной важности, об успехе операции, которую сам Брюс окрестил про себя «Охтинской приманкой». После дерзких диверсий на заводе, кульминацией которых стал взрыв в мастерской изобретателя Петра Смирнова, Брюс получил карт-бланш от Государя. Его люди, невидимые ищейки Тайной Канцелярии, под видом простых рабочих, писарей, даже солдат охраны, были внедрены на Охту. Рискованный гамбит — использовать самого Смирнова, его работу, как наживку для вражеской агентуры — сработал блестяще. Сеть, опутавшая стратегический завод, была вскрыта и почти обезврежена.
— Улов, Государь, оказался богаче, нежели мы смели предполагать, — негромко произнес Брюс, раскладывая на столе несколько листков с именами и краткими пометками. — Люди мои потрудились на славу. Взяты с поличным несколько врагов и их пособники.
Петр остановился напротив Брюса, скрестив руки на груди.
— Выкладывай, Яков Вилимович, не томи. Кто там нам палки в колеса совать норовил?
— Основная сила, как и ожидалось, — шведы, — Брюс указал на первый список. — Двое их лазутчиков, один под видом инженера-литейщика, другой — купца, снабжавшего завод древесным углем. Работали через подкупленных мастеров и подмастерьев, числом пятеро. Цель их была вполне понятна: чертежи сверлильного станка Смирнова, состав его «чистого» чугуна, подробности технологии изготовления композитных стволов. Пытались вызнать секреты нашего нового оружия, дабы либо самим его перенять, либо найти противоядие.
Меншиков удовлетворенно хмыкнул, потирая руки.
— Ага! Попались, воры окаянные! А пособников их, наших же иуд, — на кол! Чтоб другим неповадно было государевы секреты за шведское серебро продавать!
— Погоди, Данилыч, с колом-то, — остановил его Петр, хотя его глаза тоже гневно сверкнули. — Дальше, Яков. Кто еще?
— Был еще один любопытный человек, — Брюс перешел к другому листку. — Подданный английской короны, представлялся торговцем строевым лесом, имел доступ на завод и в контору. Его интересовали не сами пушки или станки Смирнова, а общая картина: организация производства, число рабочих, их умения, возможности завода по расширению, пути подвоза сырья… Словом, он оценивал наши возможности в целом. Явно работал на перспективу, оценивая Россию как будущего конкурента на море и в торговле. Его донесения, перехваченные моими людьми, шли прямиком в Лондон, в ихнее Адмиралтейство.
Головкин покачал головой.
— Англичане… Эти всегда свой интерес блюдут. Смотрят далеко, да. Им сильный русский флот и наша торговля на Балтике — что кость в горле. Не удивлен.
— Ну и конечно, — продолжал Брюс, — не обошлось без наших, кхм… деятелей. Несколько человек из мастеровых и приказных, большей частью мелкая сошка. Завистники, неудачники, да просто воришки, которые привыкли тащить все, что плохо лежит. Тот же Лыков, снабженец хваленый, — Брюс чуть заметно усмехнулся, глядя на Меншикова, который давно точил зуб на этого пройдоху, — напрямую в шпионаже пока не замечен, хотя людишки его в этой сети засветились. Но этих мелких пакостников иностранцы умело использовали втемную: за небольшую плату или обещания те распространяли порочащие Смирнова слухи, портили исподтишка материалы, задерживали поставки комплектующих для его станков, создавали атмосферу неразберихи и недоверия вокруг его работы.
Меншиков снова вскипел:
— Вот! Я ж говорил! Лыков этот — корень зла! Его первого на дыбу! Он и есть главный вредитель!
— Прямых улик против него по сему делу нет, Александр Данилович, — спокойно возразил Брюс. — Ворует — да, возможно. Да и просят за него многие бояре, — он покосился на хмурого государя, — Но в государственной измене пока не замечен. А вот то, что иностранные державы — и враждебная Швеция, и вроде бы союзная нам пока Англия — проявляют столь живой, разнонаправленный интерес к работе одного мастера… Это заставляет задуматься.
Апраксин, нахмурив густые брови, проговорил:
— Охтинский завод — место важное, слов нет. Но чтоб такое внимание… И шведы, и англичане… Неужто один станок сверлильный да пушки композитные такой переполох учинили? Да, оружие доброе выходит, я сам донесения с флота читал, Головин зело хвалит. Но чтоб так рисковать, сети плести…
Петр молча слушал, его взгляд перемещался с одного сподвижника на другого. Он подошел к столу и опустил тяжелую ладонь на карту. В светлице повисла тишина, слышно было только, как потрескивают дрова в печи. Масштаб выявленной шпионской деятельности действительно впечатлял. Казалось, все взгляды Европы были прикованы к этому болотистому клочку земли на окраине России, где никому не известный фельдфебель ковырялся со своими железками. Слишком много внимания для просто хороших пушек. Слишком много… Это заставляло искать скрытый смысл в докладе Брюса.