Ищите ветра в поле
Шрифт:
— На сходе спекулянтом, — оживился еще больше Костя. Да, тут что-то было. Оживились и Вася с Македоном. Зеленый, спекулянт, со слов землемера, отдача так просто земли в общее пользование... Нет, здесь что-то да было.
— Засилье тут, — признался Брюквин, глянув при этом на Волосникова. — Вдвоем мы, а грамоты у нас мало. Я вообще хрест ставлю. Ну, Федя, тот поболе, так все онно трудно. А облагаемые налогом — те грамотные и похитрее. Трудно ему, — кивнул он головой на Федора. И тогда Волосников тоже заговорил:
— Да и сено вить надо, дрова
Брюквин разинул рот — доволен, что ли, был рассказом?
— Жена вот в кооператив ушла за леденцом, а малого на меня. Я вот сижу тут про Париж читаю, про премьера Вильсона аль Чемберлена, а малый, поди-ка, замазался...
Брюквин снова разинул рот и опять не засмеялся.
— И то уж, — тише добавил Волосников, — вон Сергей Васильевич Дружинин, инструктор, говорил, что читать надо поболе газет, журналов. А что мне там до Парижа, как малое замазалось, поди-ка... А мне надо быть на посту.
Агенты засмеялись, подал голос и Брюквин. Он сказал веско и внушительно:
— Погодь трястись, Федя. Подрастет молодятина, сменит тебя. Та же вон Нюрка Голомесова. Погодь, через годик и посадим ее на твое место. Не бойсь...
— Да я что, — согласился Волосников. — Одно только боюсь, как бы тут уклон советский и партийный не скривить, по делу штоб все шло, как пишется в резолюциях. Да на съездах в Москве. А то почитаешь про съезд, потом подумаешь о своих хомяковских мужиках — и ну, волосья зашевелятся.
— Уклон у вас правильный, — сказал Костя. — Был сход, скоро на широкое поле. Вот и есть это главная ваша задача на нынешнее время.
— Главная, это верно, — согласился облегченно Волосников. — Значит, правильно мы тут командуем?
— Конечно, правильно.
Македон поддержал Костю:
— Неправильно — уездный партийный комитет давно бы поправил вас. Нет этого — значит, верный курс держите, товарищи...
И обрадованный Волосников предложил:
— Айда, товарищи, пить чай ко мне. Жена, может, принесла леденца. Заварка есть, преснухи тоже есть... Хоть и немного, — добавил он тут унылым голосом. Брюквин фыркнул носом:
— Вот уж тут уклон твой не тот, Федор. Какой ты угощей, коль детишек не всегда накормишь. Пусть товарищи пойдут в чайную к Кирьке. Там и сыр есть, и котлету положит Кирька, и чай горяч из куба...
— И все же вспомните, — попросил Костя, — может, посторонние были где-то в деревне. Какие-то разговоры.
— Посторонних мы не видали, — повторил Брюквин, — а вот один разговор слышали.
— Ты про сплавщика? — тут же живо встрял в разговор Волосников. — Ан верно, с того и начинать, может, надо было.
Брюквин прошел к скамье, на которой сидели агенты, подсел, чтобы говорить тише:
— Сплавщик один был как-то у Кирьки в чайной, Сеняга Коноплев. Ну вот. При ем, энто, пришел хозяйский батрак Сыромятова Трошка и накупил еды всякой, селедок там, конфект, папирос. А рассчитался монеткой, заляпанной воском.
— Ну, тут с кондачка нельзя тоже, — вставал снова Волосников. — Могла и свеча своя закапать...
— Могла и церковная свеча закапать, — закончил вдруг Македон. Он глянул на Костю, на Васю. Да, тут надо было думать.
— Теперь еще такое дело, — обратился Костя к Волосникову. — Что это за Калашниковы, где они живут?
— Это Калашникова Манька. Она в Острове живет, в пяти верстах отсюда. На бугорке. Самогонщица. За версту увидит подозрительного и потушит змеевик. Никак ее не словит милиция. Баба хитрая, из Москвы два года назад выселенная за шинкарство и притон. Вот купила домишко и живет. Хоть и работает, а шинкарит, да ребят своих, двух парней, обмывает да обкармливает. Ребята из уголовников, по слухам, тоже выселенные. Могут у них и пить вино, и ночевать...
Костя встал, и в это время вошел в комнату Сыромятов. Он остановился на пороге — высокий, прямой, с худым лицом. Приглаживая черную, в проседи, бороду, цокая языком, заговорил:
— Ан не пожелают ли гости чайку у меня отведать, медку, пирогов. Всегда у меня важны гости ночуют. Вот Игнат Никифорович, начальник волостной милиции, из исполкома Илья Ильич Куликов... Не жалуются, всегда довольны. А вы, гляжу, — обратился он почему-то к Македону, может, в нем признав главного, — измучились, пропылились. Заходите — и баньку спроворю. С веничком березовым. И сеновал поспать... Прошу милости...
— Спасибо, — ответил Костя. — Но нам дальше надо идти. Спешим. Но зайти на минутку, посмотреть на ваш дом, зайдем...
Сыромятов попятился сразу, поклонился торопливо и скрылся за дверью.
— Что надумал, Костя? — тихо спросил Македон.
— А зайдем. С батраком поговорим. И с ним поговорим.
Они вышли на крыльцо.
— Ну, что решим? — обратился Костя к своим помощникам. — Какое предположение?
— Я так думаю, — начал первым Вася, — здесь два предположения. Первый: Коромыслов — давнишний знакомый этого Сыромятова. Он и сейчас пришел к нему, принес деньги. И монетка из церкви тоже прошла через его руки. Ну, а если верно монетка закапалась под образком? И что Сыромятов не имеет отношения к Коромыслову?
— Я свое думаю, — вставил Македон. — Надо арестовать и батрака, и хозяина.
— Надо ли сейчас? — сказал Костя. — Хоромов — тот арестовал бы и батрака, и хозяина и стал бы вести допрос. От нас же уходит Коромыслов. Возможно, что мы добьемся признания Сыромятова и батрака, а тот уйдет. Я так думаю: пойдем сейчас к Кириллу, поговорим о монетке. Потом к батраку, его спросим — коль признается сразу, значит, ведем допрос Сыромятова. Признается Сыромятов — значит, берем его под стражу и везем в уезд. Не получится разговор — оставим. А пока айда к Кириллу.