Ищите ветра в поле
Шрифт:
Послышались осторожные шаги, и в сарай вошел Сыромятов с вилами. Он оглядел батрака и Костю, спросил:
— Поглядеть, как сено вьют?
— Да, — ответил Костя. — Сам я деревенский, давно не видел такой работы.
— А может, спросить насчет монетки? — сказал неожиданно Сыромятов. — Мол, не ворованная ли она была?
— Да и это есть.
Сыромятов усмехнулся, покачал головой:
— Ну и деревня, слух дойдет скоро до Москвы, поди. Из Москвы приедут и ко мне в сарай....
Он воткнул вилы в сено, вроде хотел кинуть охапку и замер, положив руки на черенок. Лицо было спокойно, но за многие годы работы в розыске Костя научился угадывать
— У меня деньги хранятся в конторке. А над конторкой две иконы. Одна Николы-победителя, другая Гурия Варсонофия... Под обеими свечи стоят. Когда нет керосина, зажигаю свечи, чтоб помолиться. Каплет, разве за молитвой увидишь, как каплет воск. Когда молишься, мирское забываешь...
— Когда молишься, мирское забываешь, — повторил Костя. Такую поговорку, помнится, говорила его мать.
— Может, зайдете в дом? — предложил Сыромятов. — Перекусить.
— Только что из трактира.
— А то кваску. Квасок отменный. Зашибет до слез. Дочка — мастерица.
— Разве, что кваску, — согласился неожиданно для себя Костя. — Отчего же.
Он шел следом за Сыромятовым, смотрел в его сутулую спину, в этот затылок, набыченный, заросший пегими волосами, и думал, о чем ему говорить с этим человеком, у которого, может быть, ночевал Коромыслов. О чем? Поймать его «на мульку»? Поймается — ладно, не поймается — чего доброго, будет все знать этот хитрый и тонкий мужик. Передаст Коромыслову, а Коромыслов, может, где-то недалеко. Так и не решив, поднялся наверх в комнату, присел за стол. Сыромятов звякнул дверцей шкафа, снял половничек, облитый эмалью — по эмали светлые птички и диковинные кустики. Зачерпнул в ведре квасу, поставил на стол:
— Со слезой...
Бил квас в тело уксусом, обжигал, туманил глаза.
— Верно, отменный, — сказал Костя, отставив ковш. — Продрало здорово. А что иконы завешены? — спросил, кивнув на стену, на белые занавесочки.
— Так время такое, — ответил Сыромятов, присаживаясь, выложив на стол портсигар. Пальцем с желтым ногтем ловко колупнул крышку. — Причаститесь папиросочкой...
Проследил, как Костя вынул папиросу, сам чиркнул зажигалку, поднес к папиросе. Костя закурил и пристально глянул в узкие глаза. Сыромятов не дрогнул, не шевельнулся тревожно, даже чуть усмехнулся.
— На первом месте сейчас Ленин, — проговорил он. — Вот надо только его тоже окладом писаным обвести.
Он встал, подошел к занавесочкам, сдернул их. Иконы засияли. Резные футляры заставили Костю удивленно вскинуть брови:
— Да, кто-то работал. Красота.
— Работали мастера, — ответил Сыромятов.
— Дорогие, наверное, иконы?
— Да свои деньги платили, — ответил, возвращаясь к столу, хозяин. — У нас все свое. Нажитое своим потом. Вот читаю в газетах — там выслали богачей, там вот отобрали. Мол, нажито на поте трудовом и чужом. Батька мой вот этот дом, например, на своем горбу. Сам бревна пилил, сам сплавлял, сам с братьями день и ночь, можно сказать, топором и пилой. Дранку сами стегали, кирпич лепили. Все своим хрипом... А вы вот пришли в деревню и думаете, что нажил Никон Сыромятов дом через воровство какое, через эксплуатацию, как пишется в газетах «Беднота», — кивнул он
Костя затянулся дымом и все смотрел пристально на Сыромятова.
«Сказать или не сказать? — билась мысль в мозгу. — Оглушить его сразу. А впросак если?»
— Вот вы мне скажите — все идет к равенству сейчас. Ну, меня выселят из дому и дадут, скажем, хатку, как у Федьки Волосникова. И другие так же будут жить. Дак ведь равенства все равно не будет. Те же наркомы наши не поселятся в такой вот развалюшке. Позорно же, кто же их тогда уважать будет. Чай, в Москве послы всякие...
— Послы, — согласился Костя. — Смотреть будет новая власть, как распорядиться в будущем жизнью. Смотреть, прикидывать. А кой-кто за наган да в спину.
— Это вы насчет землемера?
— Да, вот убили жестокие люди. За добро.
— Как тут сказать, — медленно протянул Сыромятов. — К нему жестоко, а он тоже ведь жестоко. Вы вот тоже жестокие бываете. Раз — завернули руки за спину зимогору и мазурику.
— Мы за преступление...
— Как тут сказать, — вдруг усмехнулся Сыромятов. — У нашего мужика Бухалова такой ли кус земли отобрали в общий кус бедноте. Это что — не преступление? Ну, вы партийный человек, и я знаю, что вы ответите. А в душе-то согласны со мной, что несправедливо поступили. Бухалов-то на моих глазах был голь-шмоль, а хрипом тоже своим...
— У нас разный взгляд, — поднялся Костя. — Нам друг друга не убедить.
— Может, пойму, коль еще поживу маненько, — смиренно проговорил Сыромятов, подымаясь тоже из-за стола. — Может, еще кваску?
— Спасибо, — ответил Костя. — Искать нам надо убийц землемера, некогда распивать да рассиживать.
И он быстро и твердо глянул в глаза Сыромятову, и опять так же тверд и спокоен был взгляд этого зажиточного деревенского мужика. «Да, конечно, он готов к ответам. Он готов ко всяким ответам. И говорить с ним о Коромыслове пока не следует. Пока не следует», — повторил про себя Костя, спускаясь с лестницы.
У калитки он сказал только:
— Может, еще придется свидеться, снова попрошу квасу...
— Да хоть ночью, хоть днем, — воскликнул как-то злорадно Сыромятов вслед. — Милости прошу...
За калиткой снова встретилась девушка и опять «закинула глазки», а губы надулись как-то странно и капризно, точно она обиделась на Костю. Вдруг хихикнула за его спиной. Эта, значит, далека от всего, что происходит в ее доме, живет своей девичьей жизнью.
Костя свернул к избе-читальне, нашел своих товарищей сидящими на ступеньке, послушно читающими свежие газеты. Стояла и смеялась беззвучно в дверях эта восторженная девушка-избач.
— Вас только не хватает... Что хотите почитать?
— Да ведь некогда уже, — ответил он, улыбнувшись ей. — Пора в дорогу...
На улице, по дороге к околице, он быстро рассказал о Сыромятове, о разговоре с батраком.
— Так их надо задержать обоих, — загудел Македон. — Чего мешкать?
Даже дернул за рукав Костю.
— Да, — сказал задумчиво Костя. — Хоромов так и поступил бы, наверное. Арестовал бы обоих. Только ты прикинь, Македон. Ясно, что Коромыслова или Сахарка в доме у него уже нет. И потом — добьемся ли мы сразу признания, а время-то уходит. И уходят налетчики. Им надо скорее скрыться из уезда, из губернии. И нам надо в Остров, надо узнать, что за человек шел вечером по направлению к дому Калашниковых. А Сыромятов?..