Ищите ветра в поле
Шрифт:
Он помолчал, разглядывая растерянное лицо Македона, как видно, не согласившегося с ним:
— А Сыромятов будет наш. Он никуда не денется. Пусть будет спокоен. Пусть полагает, что мы одурачены им, что он хитрее и умнее нас.
Глава седьмая
1
Места здесь были уже близкие к городу — больше троп, и они стали шире, частые следы колес телег, ряды стогов сена, видных издалека, берега реки, в которых то тут, то там бреши от вырубленного
Костя понимал, о чем думают его товарищи, идущие следом за ним, но молчал, и они молчали, видя его угрюмое лицо. Невдалеке от деревни Остров в лугах они заметили стадо. Два пастуха сидели на пнях, свесив с плеч кнуты. Может быть, пастухи что знают — у них на виду и дорога, и берег реки.
— Вася, — сказал Костя, — надо расспросить.
Тот кивнул, быстро сбежал по кустарнику в низинку, запрыгал через межи, оставшиеся после когда-то бывшего здесь поля. Они присели на кучи сохлого ивняка, глядя вслед Зубкову. Вот тут не выдержал Македон:
— А может, стоило все же допросить Сыромятова?
— Что толку пока, — ответил ему Костя раздраженно. — Да и не наше дело вести допрос, в общем-то. Перфильеву тут будет работа. Но я верю, — вдруг сказал он, повернувшись к Македону, и увидел на его лице сочувствие. И это сочувствие разозлило. — Верю, что выйдут где-нибудь! Должны выйти. Они натворили кучу дел! Не уйти им так просто, понимаешь, Македон. И погоня наша правильная.
— Да я верю тебе, — вяло буркнул Македон. — Только с какими глазами явимся если к Ярову?
Нет, он не верил. И Костя даже выкрикнул:
— Ну хорошо, а что же — разве все дела мы раскрываем там, в губрозыске? Бывает, что преступники уходят, уходят с кражами, с убийствами. Уходят, потому что мало у нас людей, не хватает розыскных собак, нет еще налаженной техники. Что же с нас спрашивать здесь?
— Тут другое дело, — все так же хмуро ответил Македон. — Мы самые опытные в губрозыске считаемся. Кому как не нам раскрывать. Приедем — что скажем молодым агентам? У кого же им тогда учиться?
Вот как! Костя даже выругался, вскочил, сбежал по круче к реке. И когда заплескал водой, увидел, как дрожат руки. Да, что скажешь Ярову, если снова исчезнет Коромыслов? Молодых агентов им нечего стесняться: пусть поработают столько же. И Яров пусть бегает привычно по кабинету, выкрикивая слова упреков, хватаясь за голову, размахивая кулаком, теребя свою немыслимую, не идущую ему бородку. Он будет сидеть и покорно слушать. Что же, раз так вышло. Но будет мучить его Коромыслов. Незадержанные преступники мучают агентов. Они снятся им по ночам, они встречаются на улицах, в трамваях. Они заставляют резко оборачиваться, вскакивать вдруг в кинотеатре,
— Костя, айда-ка сюда, — послышался вдруг взволнованный голос Македона. Взбежав снова на бугор, Костя увидел, как Македон тянет руку в луга — а там, по межам, подпрыгивая мотыльком, летел назад Вася. Он размахивал рукой, он что-то, наверное, кричал. Оба — и Македон, и Костя — неотрывно глядели на него. Да, была какая-то новость. Пастухи на кого-то указали. Наконец-то! Неужели что-то сказали ценное? У Кости даже руки опустились, и захотелось сесть снова на этот пахнущий дымом ивняк.
— Неспроста это он, — проговорил Македон, оглянувшись на Костю.
— Неспроста, — ответил Костя, шагнул вперед к кустарнику, протянул руку продравшемуся с хрустом Васе. — Ну что?
— Часа два тому назад прошел берегом парень, курчавый, в лаковых сапогах. Шел к Судилову. К селу. Там сегодня отпевание. Какая-то девица утонула в реке.
— Ну что же, — это Сахарок, — проговорил Костя. — Курчавый — это он, Сахаров.
Он положил руку на плечо Васе:
— Давай в Судилово. Возьми если его под наблюдение. А мы к этой Калашниковой на минуту, поговорим и ходу за тобой. Ну, живо!
Вася кивнул и быстро скрылся в кустах снова. Они же спустились к берегу, перешли лаву и поднялись по косогору. И услышали звуки музыки. Играла гармонь. Доносился негромкий, вялый голос гармониста:
Эх, сыпь, моя гармошка, Сыпь, моя частая...Вот и он сам, на ступеньке дома, голый по пояс, босой, кудрявый. Мутные глаза уставились на агентов. Отложил аккуратно гармонь, поднялся и попятился от идущих по ступеням агентов.
— Куда Сахарок пошел, парень? — спросил Костя, придерживая его за ремень на штанах. — Погоди, куда ты? Мы — из милиции.
— Из милиции, — закричал вдруг парень. — То и дело теребят нас.
Открылась дверь, появился второй, видимо, старший, потоньше и с редкими волосами. Глаза сухие и трезвые, взгляд настороженный. Этот был одет уже, чтобы куда-то уйти, — сапоги почищенные, рубашка застегнутая, куртка, в каких работают грузчики. В руке кепка с широким клеенчатым пояском. Он оглядел агентов, тоже понял, кто это такие.
— Покою нет, — сказал он нелюбезно. — Тут хоть в петлю. Чуть снесла курица яйцо, так к Калашниковым...
— Значит, заслужили, — ответил Македон и спросил: — Так куда пошел Сахарок?
— Не шейте нам уголовных, — проговорил старший. — Где-то прошел Сахарок, а мы при чем. Вон сейчас с младшим уходим в Рыбинск грузить хлеб с барж. На неделю на целую подряд выпал.
— Значит, не был? — спросил Костя, поднявшись еще выше на ступеньку, глядя в глаза старшему. Тот отвернулся, сплюнул:
— Сказано...
— Вот что, Калашниковы, Сахарок идет с целой бандой. За ней такие дела: ограблена кооперативная лавка, ограблена церковь, убит землемер Демин, а это уже политическое дело...