Искатель, 1998 №10
Шрифт:
— Врача… — всхлипывала Виви Анн, — надо позвать врача…
Адель решительно поднялась на пригорок и подняла брата на ноги. Он стоял и заплетающимся языком бормотал:
— Пош-шла к чертям… Сс-терва…
От него так сильно несло перегаром, что Адель попятилась и презрительно сказала:
— Свинья! Напился как гагарка!
«Как может свинья быть одновременно и гагаркой?» — пронеслось у меня в голове, однако мне было не до шуток.
Йерда Гуннарсон, славная, добродушная Йерда вдруг потеряла самообладание и в ярости закричала золовке
— А ну-ка заткнись! Мало зла ты причинила Аларику? Да еще смеешь ругать его, когда он еле жив! Проваливай отсюда, а не то я за себя не ручаюсь!
В этот момент со стороны озера подошли Йерк и Эйнар. Все стали бурно обсуждать, что делать.
— Он умирает, — продолжала всхлипывать Виви Анн, — взгляните на его лицо, он просто позеленел. Да, да, он точно умирает.
Но Хедвиг не пожелала светить ему фонариком в лицо, чтобы убедиться, позеленел ли ее брат. А я начала верить, что Адель права, она уже не тоном превосходства, а спокойно объяснила:
— Он объелся раками и перебрал водки, вот и вся его болезнь.
Турвальд Бьерне пощупал пульс Аларика, что-то тихонько спросил у Йерды и медленно сказал:
— Ясно, что у него слабое пищевое отравление, но не более того. Мы все порядком перебрали.
И он был абсолютно прав. Аларик выпил больше нас всех. Наконец рвота у него прекратилась, всеобщее волнение улеглось, и мы с Эйнаром удалились.
Мы побродили немного по саду, и я сказала, что званый ужин не удался, раз никто не целовал женщин при свете звезд. Но у моего мужа было весьма прозаическое настроение, он заявил, что жаждет выпить кофе, и мы поднялись на второй этаж. Кофейный стол был накрыт в большом зале перед террасой, и я опустилась в роскошное мягкое кресло.
— Как себя чувствует Аларик? — спросила я.
— Он спит в кровати Хедвиг, — поспешила сообщить Виви Анн. — Ах, у меня был просто шок!
Йерк Лассас усмехнулся:
— Девочка, видно, никогда не видела пьяных.
— Ясное дело, видела, — запротестовала Виви Анн, — не такая уж я святая невинность, как ты меня представляешь.
Сидевшие в углу Мета и Осборн захихикали. Был уже двенадцатый час, неудивительно, что они немного устали. Турвальд и Йерда вышли на террасу, а Хедвиг стала наливать кофе в чашки.
— Милая Йерда, оставь свой грог, выпей-ка лучше кофе.
Адель и Йерда не обращались друг к другу, но в целом вели себя корректно. На щеках у Йерды выступил ярко-красный румянец, и я с тревогой подумала о ее высоком давлении.
Эйнар болтал с Метой и Осборном и неожиданно резким тоном спросил:
— Что это за история с мертвым черепом на шесте и ночным стуком в дверь террасы?
Все стали с удивлением расспрашивать меня. Но я предоставила Мете драматическое описание событий и стала с любопытством изучать лица слушателей. Если виновником был не Аларик Гуннарсон, в чем я сильно сомневалась, злоумышленник должен был находиться в числе лиц, распивавших в этот момент кофе и слушавших рассказ Меты.
Слушатели реагировали по-разному, но, насколько я
Виви Анн, Адель и Йерк Лассас иронически посмеивались.
У Хедвиг и Йерды вид был серьезный и слегка взволнованный. Они осуждали злоумышленника, посмевшего напугать юную девушку.
У Эйнара вид был мрачный. Я поняла, Эйнар сердится, что я не рассказала ему о случившемся, и, вздохнув, подумала о том, что получу от него выговор.
Йерк, ухмыляясь, сказал:
— Любопытно было бы взглянуть на эту тыкву.
В темных тролличьих глазах Виви Анн светилось любопытство.
— А вы не… Я хочу сказать, вы не догадываетесь, кто пугал вас?
Мета уже открыла рот, чтобы сказать что-то, но Осборн, понимая, что нужно молчать, наступил ей на ногу и с невинным видом сказал:
— А как нужно вести себя, чтобы узнать?
Вразумительного ответа на этот вопрос никто дать не мог, и постепенно разговор перешел на другую тему. Я чувствовала себя усталой и сонной, а когда мы допили кофе и неутомимая диктаторша Адель приказала всем идти на террасу, я предпочла выйти в сад.
Внезапно я оказалась в компании Йерка. Он стоял возле меня, долговязый и худощавый.
— Пойдем к озеру, — предложил он мне с серьезным видом, — в такой вечер грешно сидеть в доме.
Несмотря на яркие звезды, было очень темно. Каменистая тропа, ведущая к берегу, извивалась серой лентой, спускаясь вниз по склону. Здесь пахло землей, травой и зрелыми плодами, воздух был напоен и влажным летом, и прохладной осенью.
Мы молча шли по пристани — деревянным мосткам с перилами и скамейкой, потом остановились, любуясь белым покрывалом тумана на черной воде Разбойничьего озера.
Йерк зажег сигарету и тихо сказал:
— Август навевает на меня грусть. Повсюду в природе царит такое изобилие, такая гармония, что становится больно от сознания пустоты и бедности собственной души. Это месяц, когда хочется любить, зачать детей, целиком отдаваясь чему-то… Как это говорится в стихотворении? Что-то о том, как быть достойным того, что окружает нас.
Стараясь вспомнить, он процитировал лишь две строчки. Вырванные из контекста, они прозвучали вдвойне многозначительнее и таинственнее:
…Любви твоей пылкой достоин,
темноглазая августа ночь…
Несмотря на темноту, я почувствовала, что он смотрит на меня.
— Тебе кажется, что я несу чепуху?
— Вовсе нет, — искренне ответила я, — но ты возбуждаешь мое любопытство. Кто ты? Откуда явился? Чем занимаешься?
К сожалению, я не могла разглядеть выражение его лица.
— Хотел бы я и сам это знать! Кто я? Бездельник и летун… Откуда явился? Из Далекарлии, из Штатов, из Канады. Где я только не был! Чем занимаюсь? Ничем! Абсолютно ничем. — Он засмеялся иронически и добавил: — Так что она права.