Искатель, 1998 №10
Шрифт:
Адель вдруг заметила большой бутерброд с аппетитными раками на тарелке Хедвиг и, перекрывая гул голосов захмелевших гостей, крикнула:
— Поглядите-ка, целая гора раковых шеек! М…м…м… Я желаю их съесть, слышишь?
Но не успела Хедвиг ответить, как Йерк Лассас вмешался:
— Она не отдаст своих раков, — спокойно заявил он, — но согласится продать их на аукционе.
Адель скорчила кислую мину, а Хедвиг улыбнулась и сказала:
— Своих раков я не продам, я сама их съем. А вот у Осборна раков осталось куда
Тут Адель вдохновилась и включилась в игру. Она предложила двадцать пять эре, я — одну крону. Все стали по очереди повышать ставки, но, когда сумма поднялась до пяти крон, большинство вышло из игры. Только Хедвиг и Эйнар, которые, видно желая порадовать веснушчатого юношу, предложили десять крон.
— Десять пятьдесят, — сказала Адель.
— Одиннадцать! — с вызовом воскликнул Турвальд.
— Двенадцать, — чуть помедлив, предложила Адель.
«Пятнадцать», прозвучавшее из уст Турвальда, явно означало не желание полакомиться сочными раками, а стремление щелкнуть по носу тиранку Адель.
— Двадцать крон, — упрямо отрезала хозяйка.
— Двадцать пять! — встрял Йерк Лассас. Он быстро переглянулся с Виви Анн, избегавшей смотреть на мать.
— Тридцать!
На густо напудренных щеках Адели выступили красные пятна.
— Тридцать пять.
Глаза Осборна округлились. На веранде наступила тишина.
— Сорок, — невнятно пробормотал Йерк.
Адель громко перевела дыхание.
— Сорок пять.
— Пятьдесят, — не уступал Йерк.
— Пятьдесят пять.
Виви Анн, не моргнув, предложила шестьдесят. И борьба продолжалась.
Семьдесят. Восемьдесят. Девяносто.
Когда Виви Анн провозгласила «сто», в голосе ее звучал триумф, заставивший сидевшую напротив мать обиженно поджать тонкие губы. И, глядя на выражение ее лица, я вспомнила слова тети Отти: «Вообще-то она не злая, просто очень одинокая».
Когда Виви Анн кинулась за своей сумочкой и протянула сотенную Осборну, онемевшему от счастья, напряженная обстановка разрядилась. Мета тоже сияла. Все шутливо поздравили Осборна и пошли мыть руки, испачканные раками, чтобы после насладиться прочими яствами.
Я сунула голову в кухню, где Хедвиг хлопотала вовсю с помощью Йерка.
— О, Господи! Неужели мы еще будем есть?
— Только немного почек с жареными грибами.
Йерк улыбнулся:
— И артишоками. А на десерт будет дыня. И малина. И торт.
Я тихонько застонала и вернулась на веранду. К своему удивлению, я с аппетитом уплела свою порцию жаркого с почками и жареными грибами. А Аларик есть не стал. На вопрос Адели, показалось ли ему это блюдо невкусным, он ответил заплетающимся языком:
— Да нет… вовсе нет. Просто в меня больше не лезет.
— Ты слишком много выпил, — жестко констатировала сестра и съела его порцию.
Мы становились сонными и отяжелевшими. Беседа не клеилась, и я без сожаления
Однако я подумала, что меня хватятся. Зная, что после ужина все пошли на второй этаж пить кофе, я поднялась туда. Там были Адель, Турвальд, Йерда и Йерк.
Адель предложила мне выйти в темноту на террасу, подышать прохладным воздухом.
— Мы решили подождать с кофе, кто хочет, может пока выпить грога, — она держала во рту турецкую сигарету, а в руке — свой любимый коктейль из джина с кока-колой, — но где все остальные? Йерк, сбегай за ними!
Кто-то позвал Йерду, и с Аделью остались только я и Турвальд.
— Подумать только, Адель, сколько никотина твой организм получает в год из-за этого курения, — стал доказывать ей Турвальд.
— Но ведь я курю сигареты с фильтром…
— Неужели не можешь бросить? Раньше я тоже…
Я думала о своем и смотрела на небо. Мириады звезд вывели на черном небосводе удивительные узоры. Ночь была тихая, безветренная. Озеро блестело, манящее и угрожающее.
Из-за угла дома послышались торопливые шаги. В полосе света, падавшей от веранды, показалась Виви Анн. Ее платье в широкую полоску белело в темноте. Она запрокинула голову и громко крикнула:
— Мама! Мама! Иди сюда скорее!
Она вдруг резко замолчала и, переведя дыхание, продолжала:
— Дяде Аларику плохо! По-моему, он… — И очень медленно добавила: — Да, он точно умирает.
Глава четвертая
Я должна была ожидать этого. Неясное беспокойство, мучившее меня последние сутки, было своего рода предостережением, предвещало что-то пугающее, роковое. Одна и та же мысль сверлила мозг, словно надтреснутая патефонная пластинка: «Я знала это. Я знала это…»
И все же меня как громом поразило. Я застыла на месте и пересохшими губами прошептала:
— Нет, нет. Не может быть… Только не Аларик…
Турвальд, казалось, был поражен не меньше меня. Но Адель, осушив половину своего бокала, равнодушно сказала:
— Господи Боже! Этого только не хватало!
Спускаясь с лестницы и выходя в сад, она что-то бормотала, вроде того, что ее преследует злая судьба и настырная родня. Мол, они ни капельки не ценят всего, что она для них делает, а если еще вдобавок решили умирать на ее званом ужине, это уж вовсе бессовестно.
С поросшего лесом пригорка, отделявшего владения фру Ренман от дома тети Отти, доносились взволнованные голоса. Аларик Гуннарсон стоял на коленях в брусничнике над пеньком. Его сильно рвало. Йерда тщетно пыталась облегчить его страдания, поддерживая мужа за плечи, гладя его лоб. Виви Анн плакала, а Хедвиг держала в дрожащей руке фонарь, освещавший эту печальную сцену.