Испытание временем
Шрифт:
Лицо Залмана выражает скорбь. Так бы он и сказал. В беде надо помогать друг другу.
— Идите, я постараюсь. Смотрите, выручайте потом…
Сам бог его прислал: Залман поможет ему проучить старуху…
Вечером, когда собрались за чаем, Иосиф дурачился, смешил других и сам без умолку смеялся. Такой уж человек этот Иосиф: что бы ни сказали, он придерется и обязательно всех рассмешит. Попросит кто-нибудь чаю, он подхватит: «обязательно мокрого» — и всем вдруг станет весело. Или вдруг ни с того ни с сего вздохнет, зашевелит
Все поймут намек, и поднимется невообразимый хохот. Один Иойхонон при этом не смеется, он несколько раз повторяет «помилуйте», конечно обязательно по-русски, и нежно гладит свои усики.
Шимшон отозвал в сторону Иосифа и сказал ему:
— Залман гуляет сегодня с учительницей, пойдем накроем их. Я собственными ушами слышал, они уговаривались…
У него был план, подробно разработанный до мелочей. Хозяйка скоро убедится, что значит единство.
Иосиф сразу стал серьезным, хотел было рассердиться, прикрикнуть, но огляделся и спросил:
— Каким образом? Где ты их видел?..
Чего захотел! Этак все дело испортишь… Нет, нет, это останется при нем. Выдавать чужие тайны — никогда.
— Возьмем с собой Иойхонона, — предлагает Шимшон, — гулять так гулять, лишний человек не помешает…
Иосиф тут же все выболтал старшему приказчику. Не человек, а решето…
Иойхонон согласился. В самом деле, почему бы разок не пройтись? Хозяйка не узнает, а донесет кто-нибудь — не беда, посердится и забудет… Не увольнять же всех… Хитрая лисица — он думал о другом: наконец-то Залман будет у него в руках! Старуха не останется в долгу, подарит верному приказчику отрез на костюм или набавит жалованья…
Они шли молча, изредка оборачиваясь. Иосиф ступал ровно и уверенно. Он наслаждался ночью и свободой без всяких расчетов и планов. Иойхонон подпрыгивал на своих упругих ногах — рессорах, довольно усмехался и подпевал себе под нос.
Далеко позади остались пруд, лавка Гершковича и кирпичное здание школы. Под луной блеснуло море, и встал скалистый берег.
Шимшон остановился и торжественно сказал:
— Вот здесь…
— Они придут сюда? — спросил Иойхонон.
Шимшон давно забыл о хозяйском сыне и учительнице. Вопрос его удивил:
— Кто?
Вмешался Иосиф:
— Где Безродная и Залман? Ведь ты обещал…
— Об этом в другой раз, — отмахнулся Шимшон, — есть более важные дела. Я хочу поговорить о единстве…
Его окружали союзники, и голос его звучал таинственно и вдохновенно:
— Послушайте, Иосиф и Иойхонон… Мы отлучились со двора без спросу, это даром нам не пройдет. Нас могут наказать, послать к Залману за расчетом… Не дадим же плевать себе в кашу, поклянемся отстаивать друг друга, не угодничать перед хозяйкой, не кляузничать, не доносить…
Они слушали его огорошенные. Вместо веселых приключений он преподнес им проповедь, полную оскорбительных намеков.
— Мы терпим
Иосиф притворно чихнул и ухмыльнулся. Увлеченный своей речью, Шимшон не заметил фальши и торопливо пробормотал: «На здоровье…»
— Созовем весь двор — кухарку, горничную, сторожа, пекаря — и закатим средь бела дня «дурака»… Хозяйка денек-другой потерпит и сдастся. Голод не тетка, без горячей пищи жить очень трудно… Чур, только держаться! Пошлет она кого-нибудь к Залману за расчетом — не зевать, обступить ее, совестить, доказывать, что порядочные люди так не поступают…
Иойхонон молчал. Хитрая бестия! Зачем ему торопиться? Он охотно уступит слово Иосифу. Быть последним не всегда плохо.
— Ты дурак, Шимшон, — сказал Иосиф, — мне все равно, что будет с Сурой Гельфенбейн, но лучше бы ты держал язык за зубами.
Вот когда заговорил Иойхонон! Он кричал, топал ногами и неистовствовал, называл Шимшона сопляком и грозил перебить ему кости. Какая распущенность! Вводить людей в заблуждение, возводить на невинного Залмана поклеп!..
— Убирайся отсюда, — бесновался Иойхонон, — сейчас же уходи с глаз!..
Они возвращались домой различными путями. Шимшон миновал кладбище, овраг с журчащим на дне ручейком и остановился на околице, у глиняного домика с камышовой крышей. Здесь жила учительница. Упрямая девушка, она добилась своего, встретилась с Залманом у ворот его дома, назло старухе, чванливой мадам Гельфенбейн…
Шимшон обошел глиняный домик со всех сторон и прильнул к щели ставенки. За окном сидела она, с длинной косой каштановых волос…
В эту ночь с севера приползли тяжелые тучи, они обложили поселок и обрушились на него метелью. Схваченная стужей земля долго чернела на белом поле, рьяный ветер заносил ее снегом, и она беззвучно умирала.
Утром хозяйка вызвала Шимшона к конторке, оглядела его, пошевелила губами и прошептала:
— Дурак!
Одни глаза ее говорили:
«Я все вижу, не спрячешься… я стреляная птица!»
— Тоже бунтовщик — сопляк!
— Я стою за справедливость, — подняв голову, пробормотал Шимшон, — вы поступаете не по-людски…
Иойхонон хохотал на всю лавку. Хозяйка надела пенсне, открыла книгу и не поднимала больше головы.
— Пошел вон к Залману!
Так вот что означал его сон! Ему снилась этой ночью далекая степь, и его пылинкой носит из края в край.
Конец! Ему дадут расчет и отправят в Одессу. Может быть, Залман ему поможет, ведь он обещал…
Люди, к которым он обратился с чистым сердцем и добрыми намерениями, ему изменили. Они отвернулись от него. Один донес, другой назойливо усмехается, третий загадочно молчит…