Испытание временем
Шрифт:
Ему не дают возразить красноармейцы, его обступили, и, не будь здесь командира, круто бы с ним обошлись.
Маша сурово берет отца за руку и указывает пальцем на дверь:
— Счастливой дороги! Нечего тут без дела болтаться!
Я увожу к себе Гордеева, а мы молча стоим друг перед другом. О чем говорить? Каждый знает мысли другого. Угрозы бойцов тяжелой обидой легли между нами.
— Они вам не верят, товарищ Гордеев. Всюду обман, друга от врага не отличишь. Где ваши люди? Что слышно с вербовкой? Нельзя так тянуть! Красноармейцы перестанут мне подчиняться. Восстание растет,
Гордеев грудью ложится на палку, сжатые губы прикушены, мрачная тень легла на лицо.
— Людей у нас много, у них и орудия, обозы и ружья. Все припрятано в крестьянских дворах. Деревни Лелековка и Компанеевка не похуже других крепостей. Только бы нам мужиков уломать. Не верят, упорствуют. Говорят: коммунисты землю отберут, людей загонят в коммуну. Без крестьян и рабочие не тронутся с места. Два года шли рядом, врозь не годится. Вдруг пойдут мужики против красных, как быть заводским? Против брата стрелять? Против зятя идти?
— Как хотят пусть решают, — напутствую я его, — но горе тем, кто против нас восстанет. Мы не банда, мы — советская власть! Вернемся — со всеми разочтемся, по головке врагов не погладим!
Гордеев уходит, и я спешу к красноармейцам — вновь объяснить им и серьезность момента, и трудность борьбы, и важность поддержки рабочих. Отряд должен верить своему командиру, не слушать наветов, хотя бы и политрука — секретаря комячейки. С ней я объяснюсь в первую очередь. Политрук должен быть примером для других, а она панику разводит в отряде. И без нее все трудней поддерживать дух у людей, одни недовольны, что отряд оторвался от штаба, другим не по душе, что Гордеев сюда зачастил.
В караульном помещении я Машу не застаю, — говорят, она у себя на квартире. Я пересекаю станционную линию, обхожу стороной вокзал и останавливаюсь перед настежь раскрытыми дверьми большого каменного дома. В длинном коридоре пустынно и тихо. Где-то сочится придушенный шепот. Маша — на кухне, она тревожно шагает взад и вперед, курит, свистит, накручивая на палец вьющуюся прядь. В ведре на плите вскипает вода. Политрук ходит, стучит сапогами, шагает, как часовой. Растерянная и бледная, в кухню входит хозяйка, она шепчет жилице: «Все будет по-вашему, не беспокойтесь!»
— Гады! — жалуется девушка. — Заслышали о Деникине и распустились! Единственную мебель — мою кровать — унесли.
У нее верное средство против упрямства буржуев. Она ставит ведро воды кипятить, а сама принимается шагать взад и вперед. Каждый шаг ее рождает тревогу в сердце хозяйки, каждый взгляд — беспокойство и страх. Ужасная девушка в красноармейском костюме, мастерица сквернословить, топать ногами и расстреливать портреты хозяев на стене, — кто знает, на что еще отважится!
Маша садится на стул и, подражая до мелочи Тихону, высоко вскидывает ногу на ногу…
— Нам надо, Маша, обсудить серьезное дело, — говорю я и опускаюсь на табурет.
Я сижу перед ней, сунув руки в карманы, сердитый и строгий. Пока она молчит, мне приходит в голову, что независимый вид мне теперь не к лицу, лучше руки сложить на колени. Мы ведь с Машей друзья — надо как-нибудь теплее и проще.
— Отвечай мне прямо и честно, — дружелюбно оглядывая ее крупную фигуру, полное лицо и милый вздернутый нос, говорю я, — какую обязанность несет политрук в отряде?
Она закидывает голову на спинку стула и делает вид, что задумалась.
Я терпеливо повторяю вопрос:
— Отвечай же, я жду.
— Дай раньше подумать, — не спешит она с ответом. — Политрук — товарищ комиссара, первым делом — боец-большевик. Он ведет агитацию среди красноармейцев в бою и в тылу.
— Всё?
— Всё.
— Неверно. Политрук первым делом — помощник комиссара, а где начальник-большевик, поддерживает его авторитет в глазах красноармейцев…
Она делает вид, что согласна, и тут же спрашивает:
— А если командир свой авторитет потерял, что остается делать политруку?
Мне не до шуток, я пришел не шутить.
— При всех обстоятельствах обязан поддерживать, а ты ссоришь меня с красноармейцами!
Она берет с окна хлеб, отламывает кусок и набивает им рот. Поддерживать авторитет она готова, а поднимать его — ни за что.
— Поговорим, Маша, о Гордееве, — предлагаю я. — Тебе известно, что я немало над ним потрудился… При мысли, что революции угрожает опасность, я ни перед чем не остановлюсь. Пусть Гордеев наш враг. Мне до этого дела мало, он обещает нас поддержать! Кто нам позволит отказаться от помощи? Революция, Маша, сурова и требовательна. Подай ей всего и помногу — и геройства, и бескорыстия, — она щадит нежные чувства и растит величайших людей. Суровая штука, но стоит, ей-богу! Честное слово, она стоит!
Маша делает сразу два дела: она вычищает засевшую под ногтями грязь и с пальца стирает табачный нагар.
— Наши свежие силы дадут бодрость бойцам, передышку измученным людям. Мы двинем наш полк с трех сторон. Одну колонну обходом, на север…
Новый тактический план! Я вчера лишь его разработал. Маша слушать его не хочет, — довольно этих планов, откуда они только берутся?
— Странный ты человек, командир, не пойму я тебя. Говоришь очень складно, слушать приятно. Ударишься в планы — хоть со света беги. Словно вне себя человек…
За поясом у меня ручная граната — круглая лимонка со стальной чешуей — и финский нож в деревянных ножнах. Возбужденные руки лежат на гранате, теребят финский нож, шнур нагана, бьются, тоскуют — места себе не найдут.
Ладно, отлично, согласен без планов. Дело не в них…
— Это будет крепкая схватка, я предвижу ее. Нас мало — полк храбрецов против полчища войск. Бой жестокий и страшный до последнего вздоха. Пусть победа на их стороне, но мы покажем себя. Пусть видят враги, как большевики умирают. Мы сразим их бесстрашием, твердой верой в торжество революции. Суметь умереть — большое искусство, не правда ли, Маша? Ты должна объяснить это красноармейцам. Один у нас путь — лечь врагу на пути, сломить его дух нашей смертью. И чем больше нас будет, чем сильнее удар, тем значительней наша победа. Вот и весь расчет. Люди Гордеева — наши друзья, мы должны их принять как своих, ни обид, ни намеков, просто, сердечно, по-братски…