Исследование Апокалипсиса

Антонян Юрий Миронович

О том, что Апокалипсис может быть путешествием внутрь себя, убеждают такие рассуждения Дж. Франкла.

Как средневековые погромщики, так и нацистские лидеры представляли свою роль в апокалиптических мыслеобразах, напрямую заимствованных из библейских «Откровений Иоанна Богослова». Они представляли себя некими ангелами во плоти, разящими силы тьмы, даже, пожалуй, коллективным Христом, побеждающим антихриста. Ни одна реальная армия в войне против реального противника не возбуждалась и не ликовала столь откровенно, как погромщики евреев в своей односторонней борьбе против воображаемого заговора. Послушать их, так можно подумать, что убийство безоружных и беззащитных людей, включая детей, женщин и стариков, есть акт мужества и весьма рискованное предприятие. Это явление становится более понятным, если вспомнить, что убийца-параноик тоже может испытывать страх перед своими беззащитными жертвами. Ибо то, что эти люди ощущают как врага, на самом деле

есть жестокие и разрушительные импульсы их собственной психики, проецируемые вовне. И чем сильнее в них бессознательное ощущение вины, тем более грозным кажется воображаемый враг. Чувство вины, первоначально возникшее из-за кровожадных импульсов младенца, обращенных к родителям, непомерно усиливается в мире взрослых с его реальным насилием. Однако воспринимается оно не как чувство вины, но как ощущение опасности, угрозы или неясного страха, что вдруг жертвы — родители ли, в мечтах уничтоженные, или авторитеты, замещающие родительскую власть и убитые в реальности, — возникнут вновь и потребуют возмездия. Уже одно это может объяснить тот удивительный парадокс, связанный с нацистской резней, когда чем беззащитнее становились евреи, чем большее число их уничтожалось, тем более опасными, злодейскими и сильными они казались нацистами [41] .

41

См.: Франкл Дж. Неизведанное Я. М., 1998. С. 183.

В любом мистическом чувствовании видения не обязательно есть то, что человек видит, слышит или может пощупать, но и то, что он ощущает всем своим существом, не понимая и не ставя вопроса о том, чем именно. Опыт мистического мышления включает в себя очень много данных, которым «нормальная» личность отказывает в объективной ценности. Для мистической же, фанатически заряженной психики такие данные вполне реальны и даже более реальны, чем то, что воспринимается с помощью внешних чувств.

Мистическое мышление, если ему это нужно, игнорирует новый опыт или пытается приспособить его для своих нужд, пытаясь объяснить все в рамках того понимания, которое уже давно установлено для него, и не ищет новых объяснений. Ему известно все наперед, оно во всем видит проявление сверхъестественных сил, считая, что именно их действия определяют все на свете. Ему, собственно, не нужно познание, в том числе эмпирическое, более того, его выводы могут оказаться для него весьма травматическими. Как раз по этой причине мы наблюдаем, что богословие никогда не опирается на эмпирически проведенные факты, но оно ни в коем случае не признает, что является наиболее совершенной формой мистического мышления.

Скорее всего представляя собой естественное и логическое продолжение первобытного мышления, религиозное мышление неизбежно является мистическим, особенно когда пытается проникнуть в сверхдальные пределы истории человечества. Для него сверхъественные существа, в первую очередь божественные, составляя неделимое единство с миром видимых существ и определяя их бытие, так же реальны, как и эти последние. «Иной» мир дан не менее непосредственно, чем видимый, он обладает большей действенностью и внушает больше страха, тем более если он облечен в апокалиптические видения. Они, разумеется, не могут не вызвать страх и ужас, тем более что нет никакой возможности предотвратить те катастрофы и смерти, которые вызваны к виртуальной реальности мистическим апокалиптическим мышлением.

Итак, мышление мистически охваченного и притом глубоко верующего человека во многом, хотя и не во всем, напоминает мышление первобытного человека, во всяком случае в том виде, в каком представлял это последнее Леви-Брюль. Мистическое мышление верующего человека скорее всего выступает прямым наследником первобытного. Подобно ему, оно не ищет причин субъективно значимых явлений и процессов, их ему незачем искать, поскольку они наперед представлены ему как бы в самих явлениях и процессах, он во всем видит божью руку. Точно так же дикарь воспринимал (и воспринимает) мистическую силу, которая подобным образом проявляется. Чаще всего он ее видеть и слышать не может, но полностью верит в нее, именно в силу, а не во что-нибудь иное, в силу, которая определяет и порождает все видимое, слышимое и ощущаемое. Можно даже сказать, что окружающие мистически верующего предметы и связанные с ними процессы представляют собой тот язык, на котором с ним говорит запредельный мир. Поэтому такие предметы для него выступают в качестве исключительно ценных, однако такой ум, как и у первобытного дикаря, перестает развиваться, поскольку он все время располагает безупречным набором все объясняющих и всеохватывающих ответов, в достоверности которых сомневаться не следует ни в коем случае.

Видения Иоанна в той части, когда ему представляются гигантские природные катаклизмы и массовая гибель людей, можно интерпретировать как

некое разворачивающееся действо, даже мистерию, хотя непросто вообразить Христа, и тем более Яхве, в качестве героя таких действ. Великие эсхатологические чаяния, воплощенные в видениях заключительных глав книги, содержат в себе лишь внешние описания грядущего божьего царства, но там нет людей и ничего не сообщается о том, как они там будут существовать. Это только потом христианское богословие и религиозное изобразительное искусство стали рисовать загробную жизнь избранных спасенных, зачастую живущих параллельно с общиной осужденных. Вера в названное царство, как и религиозная вера вообще, есть страсть внутреннего мира, стремящегося к сохранности. Везде, где есть такое стремление, там есть эта страсть. Можно предположить, что ею порождены, хотя и частично, и видения Иоанна на Патмосе. Она изначально внедрена в нашу историю, в нашу культуру, в личность, в нашу человеческую общность.

5. Авторство Откровения

Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос об авторстве Апокалипсиса. Каноническая точка зрения состоит в том, что им, конечно, является апостол Иоанн, тем более что и он так себя (Иоанном, а не апостолом Иоанном) называет. Другие толкователи Откровения называют автором некоего «пресвитера Иоанна», либо Иоанна-Марка, т. е. евангелиста Марка, и др. Но, повторяю, церковное предание твердо стоит на том, что эта книга написана именно апостолом Иоанном, прозванным Богословом, причем в качестве аргумента в числе некоторых других приводится мнение ряда отцов церкви, что вообще свойственно традиционной теологической системе доказательств: верно потому, что так считает такой-то церковный авторитет. Такая же система была принята в другом догматическом учении — марксизме, что совершенно естественно.

Серьезных доказательств авторства какого-либо конкретного человека не имеется, и, строго говоря, рассчитывать на это, как и в отношении других священных книг, трудно, если не невозможно. Скорее всего, авторов Откровения в том виде, в котором оно дошло до нас, было несколько. Совсем не исключено, что первым человеком, который начал ее писать, действительно был тот, кого впоследствии мифология нарекла апостолом Иоанном, затем в нее были внесены существенные изменения и дополнения, что-то из прежнего текста, возможно, было утрачено, что-то написано заново. Соавторами могли быть переписчики или кто-то из церковных авторитетов, но несомненно, что они были очень талантливыми людьми, настоящими мыслителями, обладающими к тому же недюжинными способностями к художественному творчеству. О том, что исследуемая книга писалась не одно столетие и не была начата и закончена одним лицом, свидетельствует то, что ее содержание и тон, авторитарный, если не сказать диктаторский, непререкаемый, не терпящий возражения, больше свойственны побеждающей религии, а не той, которая еще только находится в начале своего пути. Апостол Иоанн как сподвижник Иисуса как раз и жил на первых его этапах.

О том, что Апокалипсис не принадлежит только перу Иоанна, говорит и то, что эта книга признана канонической лишь в IV в. Между тем вряд ли следует использовать в качестве аргумента в пользу того, что не только Иоанн и вообще не он является автором Откровения, тот факт, что его содержание и особенно тональность не имеют ничего общего с Евангелием от Иоанна и тремя его посланиями. Дело в том, что Апокалипсис этически и идеологически по своей тональности не связан и с другими новозаветными сочинениями. Такие связи скорее можно обнаружить в текстах Ветхого Завета, особенно в Книге пророка Даниила.

Соборные послания Иоанна Богослова пронизаны любовью к людям: «Кто любит брата своего, тот пребывает во свете…» (I Ин., 1:10); «Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (I Ин., 3:18); «Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога» (I Ин., 4:7); «Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда любим Бога и соблюдаем заповеди Его» (I Ин., 5:2); «Кто делает добро, тот от Бога» (III Ин.). В них много таких обращений, как «дети мои», «возлюбленные», «отцы», «дети». Ничего близкого к этому мы не встретим в Апокалипсисе.

В евангелии и посланиях Иоанн не называет себя по имени, а в Апокалипсисе он неоднократно, постоянно, если не сказать, навязчиво, называется Иоанном. Создается впечатление, что им это делается намерено, чтобы убедить читателя, что тайновидцем является именно он и никто другой. Подобная нарочитость, стремление подчеркнуть, кем он является, не может не вызывать определенных подозрений.

В Откровении Христос именует себя вседержителем, но это не дает безусловных оснований считать, что божественный сын покушается на прерогативы отца. Яхве так квалифицировал себя в качестве создателя вселенной и человека, что они продолжают существовать только благодаря небесному творцу. Христос же является вседержителем лишь в духовном смысле, как держитель (ведущая сила, главная опора, стимул) духовной жизни, однако эту разницу рядовой верующий не видит. Однако Иисус в Откровении все-таки вытесняет Яхве.