Исследование Апокалипсиса

Антонян Юрий Миронович

Жестокие же расправы, учиняемые Христом и описанные в Апокалипсисе, нас удивляют и даже вызывают шок. Между тем о его жестокостях повествуют некоторые апокрифические сочинения, например евангелие Фомы. Там рассказывается, что «сын Анны книжника» задумал помешать играм юного Иисуса, и, по слову разгневанного Иисуса, иссох, как дерево, к великой скорби своих родителей. В другой раз, когда Иисус проходил по селу, разбежавшийся мальчик толкнул его; Иисус сказал ему: «Ты не дойдешь до конца пути своего», — и мальчик упал и тотчас умер. Родители его пришли в сильный гнев, но, по слову Иисуса, ослепли, хотя впоследствии прозрели, когда познали силу таинственного страха.

К. Г. Юнг напоминает, что дехристианизация нашего мира, сатанинское развитие науки

и технологии, устрашающие материальные и моральные разрушения, оставленные Второй мировой войной, — все это не однажды сравнивалось с эсхатологическими событиями, предсказанными в Новом Завете. Как известно, они сопряжены с приходом Антихриста. Апокалипсис переполнен ожиданием устрашающих событий, которые произойдут в конце времен, перед венчанием агнца. Это ясно показывает, что anima Christiana (христианская душа) располагает твердым знанием не только о существовании врага, но и о том, что враг этот в будущем узурпирует власть [53] .

53

См.: Юнг К. Г. Aion. Исследование феноменологии самости. М., 1997. С. 50.

С этими положениями невозможно согласиться, хотя разрушительные события Второй мировой войны действительно часто сравнивают с предсказаниями в Откровении Иоанна. Однако устрашающие апокалиптические события, которые произойдут в конце времен, никак не сопряжены с Антихристом. Напротив, они учиняются Яхве и Христом (ими и только ими!), о чем говорит и сам Юнг в своей работе «Ответ Иову». Христианская душа, конечно, располагает твердым знанием о существовании врага, но о том, что он в будущем узурпирует власть, Апокалипсис ничего не говорит. Антихрист лишь попытался это сделать, но был посрамлен и побежден.

Юнг справедливо называет Христа нашим культурным героем, независимо от своего исторического существования воплощающим миф о божественном первочеловеке, мистическом Адаме. Он занимает центр христианской Мандалы, он — Господь Тетраморфа, т. е. четырех символов евангелистов, уподобляющихся четырем колоннам его трона. Христос, по Юнгу, репрезентирует архетип самости. Им представлена целостность божественного или небесного характера, слава человека, сына божьего, незапятнанного грехом. Он, как второй Адам, соответствует первому Адаму до грехопадения, когда тот еще представлял собой чистый образ божий. Юнг приводит слова Святого Августина, что наше совершенство есть Христос, ибо он есть совершенный образ божий. Образ Бога в человеке не был уничтожен грехопадением, но лишь поврежден и искажен. Спонтанные символы самости или целостности практически неотличимы от образа Бога. Архетип целостности присутствует всегда, но может исчезнуть из поля зрения сознания или вообще не восприниматься до тех пор, пока просветленное новообращенное сознание не распознает его в фигуре Христа. В результате такого «припоминания» воссоздается исходное состояние единства с божьим образом [54] .

54

См.: Там же. С. 50–52.

Христос, несомненно, наш культурный герой. Можно, хотя и не без пояснений и оговорок, согласиться и с тем, что он воплощает миф о божественном первочеловеке, мистическом Адаме, но если только иметь в виду Адама до грехопадения. Между тем Христос практически полностью повторяет судьбу первочеловека, поскольку, согласно Апокалипсису, совершает грехопадение, учиняя кровавые погромы и катастрофы. Иными словами, сын человеческий действительно сказался человеческим сыном, так как запятнан тяжким грехом насилия, но это христианская душа полностью вытесняет, причем в бессознательное. Точно так же действует и конкретный

человек, вытесняя в бессознательное позорные влечения и мысли, неприемлемые с этических позиций. Любой грех, тем более насилие, предощущается как совершенно несовместимый с божеством, как грубое и бесспорное кощунство. Поэтому душа сохраняет в себе образ только абсолютно непорочного Бога. Такой образ есть не что иное, как высоконравственная модель, многие аспекты которой могут и не охватываться сознанием, но к ней личность должна стремиться.

О том, что Христос олицетворяет первочеловека, было известно очень давно, об этом говорит в Апокалипсисе он сам, утверждая, что является началом «создания Божия» (3:14).

Целостность богов, отца и сына, в том, что они соединяют в себе и плохое, и хорошее, так же как и их творцы-люди. Последние именно в качестве людей просто не могут допустить, чтобы Христос был только эталоном нравственности, а поэтому сделали из него еще и сокрушающий кулак. Стремление человека к единству с божественным образом есть не что иное, как движение к нравственному совершенству. Тем самым подобное движение носит в общем-то больше мирской, чем духовный характер, хотя высокая нравственность, помноженная на веру, обещает верующему достойное загробное существование.

Итак, мы видим, что человек очеловечил не только Яхве, но и Христа в Откровении Иоанна. Иначе просто не могло быть, это непреложный психологический закон — стремление к целостности. Однако на рациональном уровне личность решительно отвергает малейшую возможность того, что Христос способен на насилие, а следовательно, и предположение, что в нем есть внутренние силы, детерминирующие агрессивное поведение. Точно так же она отрицает и в себе наличие таких сил, т. е. проецирует себя на Христа, как раньше это делала на Яхве. Деструктивные действия Христа автору (авторам) Апокалипсиса представляются некоторыми оговорками, похожими на попытку замаскировать агрессию. Так, Христос часто именуется агнцем, хотя всякому человеку понятно, что агнец есть воплощение кротости. Иногда же просто непонятно, кто учиняет расправу — отец или сын; это дает основание думать, что Яхве призван скрыть Христа.

Можно присоединиться к мнению Юнга, что Христос как несомненное воплощение самости под психологическим углом зрения выглядит соответствующим только половине архетипа. Вторая половина проявляется в антихристе. Однако системное мышление позволяет предположить, что и в самом Иисусе есть две стороны, одна из которых — темная, вскрыта в Откровении, но о которой христианство некогда не говорит по причинам, названным выше. Поэтому в западной культуре прочно укоренился архетип Христа исключительно как воплощение любви и прощения, дарующий надежду на посмертное спасение; в русской литературе это, например, князь Мышкин.

Сказанное отнюдь не исключает и даже не затрудняет обретение Христом божественного статуса, поскольку человечество давно привыкло к мыли, что боги гневливы и скоры на расправу. Напротив, наделяя сына Яхве традиционно суровыми и жестокими чертами, автор (авторы) Откровения лишь следовал привычным путем. Но, возможно, церковь спасала себя, сделав Апокалипсис последней канонической книгой Библии: можно предположить, что Новый Завет был бы иным, а вместе с ним и новая религия, если бы в него были включены и другие сочинения после Откровения. Более того, если бы все было бы так, то не существовало бы самого христианства.

Тем не менее христианство, а вслед за ним и вся западная цивилизация воспринимали Христа только как символ любви и милосердия. Нам же необходимо осознать эту внутреннюю ситуацию Христа, отражающую общую ситуацию в мире, понять, что его образ не только не совершенен, но и не завершен, так как каждая новая эпоха будет понимать его по-своему. Однако если он не совершенен как образ, то совершенен и закончен как архетип. Бессознательное мифологического образа не стремится к собственной акцентуации, оно деликатно отходит в сторону, чтобы дать возможность полюбоваться на лучезарные ипостаси своего носителя.