Иван Саввич Никитин
Шрифт:
опубликованы только фрагменты, почему неизвестны автографы этих явно
значительных посланий, в то время как сохранились многие второстепенные записки
Ивана Саввича, почему? Попытаемся кое-что прояснить.
Л. П. Блюммер после окончания юридического фа^ культета Московского
университета эмигрировал из России в конце 1861 г. Юридической карьере он
предпочел борьбу с царским режимом. За границей несколько лет издавал и
редактировал журналы и
«Европеец»), направленные против русского самодержца, высших сановников и
вообще деспотических порядков ia родной земле. Но радикализм Л. П., Блюммера был
все-таки умеренным. В «Краткой записке», составленной для Сената с целью
определения степени вины Блюммера, сказано: «Революцию в России он всегда
считал делом вредным и несправедливым».
В 1865 г из-за острых разногласий с русской эмиграцией он «покаялся», был сослан
в Сибирь, позже находился под надзором полиции в Воронеже, затем отбывал нака-
56
зание в других городах. Издавал газету, бросался в коммерцию, занимался адвокатурой
и литературным трудом (автор более двух тысяч публикаций в различных жанрах,
сборника рассказов и очерков «Без следа» и романа «На Алтае»).
Дочь воронежского дворянина отставного штабс-капитана П. А. Блюммера
Антонина Петровна (в замужестве Кравцова) тоже не отличалась благонадежностью.
Она слыла «нигилисткой», одна из первых среди женщин переступила
вольнослушательницей порог Петербургского университета, состояла в
революционных связях с Н. Г Чернышевским и распространяла прокламации
«Великоруса», за что была арестована и выслана в Воронеж. Ее наверняка знал И. С.
Никитин.
С именем Николая Степановича Милашевича мы уже знакомы, в частности, в связи
с распространением герце-новского «Колокола» в Воронеже. Для Никитина он был
живым олицетворением героизма русских людей в недавней Крымской кампании.
Выходец из обедневших воронежских дворян, он после блестящего окончания
Константи-новского артиллерийского училища (первый из 500 молодых офицеров!) 18-
лётним прапорщиком начал познавать все тяготы армейской службы. Когда грянула
Севастопольская битва, оказался в самом пекле сражений, проявив незаурядную
доблесть командира и храбрость воина, за что не раз отмечался почетными наградами.
Падение Севастополя воспринял как национальную трагедию, произошедшую по вине
бездарных военных чинов, казнокрадов-интендантов и прочих казенных «патриотов»,
видевших в войне лишь средство легкой наживы и карьеры. С 1858 г. капитан Н. С.
Милашевич
юнкерскому училищу и сразу же примкнул к второвскому кружку, для участников
которого специально написал краткий очерк Крымской войны, позднее ставший книгой
«Из записок севастополь-ца». Никитин и его друзья из «первых рук» узнали горькую
правду о причинах «гнилости» русского общества и губительных последствиях для его
состояния крепостного права.
Правдолюбцем Николай Степанович был бесстрашным еще с детства. Учившийся с
ним вместе в Воронежской губернской гимназии Д. Н.... Афанасьев рассказывал о нем
как о вспыльчивом и решительном юноше, который «не мог покорно снести ни
постыдного наказания, ни оскорбительного слова». Однажды после ссоры с
инспектором Милашевич убежал от розог в гимназический сад и отказался
подчиниться посланным за ним солдатам, защищаясь от них в прямом смысле до
крови... перочинным ножиком. Таким же поборником чести и в личной жизни, и в
общественных делах он остался и в зрелые годы. В 1859 г. напечатал в петербургской
газете «Русский дневник» несколько обличительных статей против делишек воронеж-
ской администрации, за что его изгнали со службы и выжили из Воронежа.
Всесильный губернатор Н. П. Синельников готов был простить дерзкого «писаку»,
если тот подпишет покаянное письмо, но, несмотря на весьма скромное материальное
положение семьи и потерю работы, Милашевич отказался от сделки с совестью.
Среди знакомых Никитина по второвскому кружку был и уже упоминавшийся
Федор Николаевич Берг, тогда любимый воспитанник М. Ф. де Пуле по Воронежскому
кадетскому корпусу. Имя это ныне справедливо забыто, а если его и вспоминают, то
недобрым словом. Берг запятнал хебя приятельством с Всеволодом Костомаровым,
провокатором, выдавшим царской охранке Н. Г Чернышевского и его соратников.
После этой истории путь Феди#ьки (так презрительно-иронично называли его в
литературном кругу) был пошл и зауряден — верноподданный борзописец, сменивший
М. Н. Каткова на посту редактора «Русского вестника».
Письма из. Москвы и Петербурга к де Пуле говорят, что отношения Берга с
Никитиным были сдержанно-хо-лодными^ а не столь близкими, как он рисовал их в
57
своих воспоминаниях после смерти поэта. 13 ноября 1858 г. Берг признается в своем
нежелании писать Второву и добавляет: «И к Никитину не хочется тоже». Затем идет