Иван Саввич Никитин
Шрифт:
свидетельствовать свое всенижайшее почтение»), поговорили о пустячных новостях,
обменялись обычными любезностями, и поэт укатил восвояси. После того визита
мартовским холодным днем 1860 г. Никитин неожиданно получил в магазине записку
от милой высо-ковской знакомой. Она просила выслать ей книги.
«Вы не можете себе представить, какое наслаждение принесли мне написанные
Вами строчки! — отвечал Иван Саввич. — Мое воображение тотчас перенесло меня в
Ваши
74
поля, по которым я подъезжал когда-то к Вашему дому, одиноко стоящему н~а
совершенно открытой местности».
Через некоторое время хорошенькая читательница вновь обратилась к нему за
книгами,, а затем сама пожаловала в магазин. С тех пор он не находил себе места,
поджидая весточки из Высокого.
Осенью 1860 г Иван Саввич решился побороть свою стеснительность и заехать в
гости к приглянувшейся ему девушке. Увы, не пришлось: то проклятая хвороба, то
торговые дела... Одним словом, никудышный кавалер, да и только.
Имя этой девушки долго оставалось неизвестным почитателям никитинского
таланта — лишь спустя полвека после смерти поэта впервые назвали ее фамилию.
Его избранница Наталья Антоновна Матвеева родилась 2 октября 1836 г. в местечке
Златополь Чигиринского уезда Киевской губернии, входившей тогда в Царство
Польское. Отец ее, Антон Егорович Матвеев, служил в то время подполковником,
командиром 3-й конноартиллерийской бригады. Сын незнатного ротмистра, он вплоть
до 0Тета1вки в 1852 г. вел кочевую военную жизнь. Свою карьеру начал прапорщиком
во французскую кампанию 1815 г., закончил генерал-майором, командиром
воронежского ополчения в Крымскую войну. Исправно и терпеливо тянул Антон
Егорович служебную лямку. В формулярном списке артиллериста пометки: «жалобам
никаким не подвергался», «оглашаем и изобличаем в неприличном поведении не был».
Опытный служака прошел походами вместе с семьей тысячи верст; скитальческую
судьбу мужа безропотно разделяла сестра помещика В. И. Плотникова — Варвара
Ивановна. В конце 40-х годов.чета Матвеевых осела на Постоянное жительство на
необжитом хуторе Высоком Землянского уезда Воронежской губернии (местечко это
еще называлось «Веселое», иногда «Натальино»).
В семье росло семеро детей, всех их надо было «вывести в люди». Потекла
размеренная жизнь помещиков средней руки с ее непременными хлопотами.
Наталью Матвееву десятилетней определили в Варшавский Алекеандринско-
Мариинский девичий институт. Позже девушка иронически вспоминала: «...я
воспитывалась в Польше на французский лад», говорила
которыми пичкали в этом учебном заведении. Но, как можно убедиться из писем
Никитина* она настойчиво старалась избавиться от «клочков» своего образование
упорным самостоятельным чтением, изучением лучших произведений русской и
французской литературы. В пору знакомства с поэтом Наталья* не без благотворного
влияния своего наставника избавилась от поверхностного светского лоска,
интересовалась проблемами, обычно чуждыми и скучными избалованным
«барышням». «Прочтите, пожалуй ста,. Белинского, — рекомендует Никитин своей
корреспондентке. — В его разборе соч. Пушкина Вы познакомитесь со взглядами на
женщину самого .Белинского и передовых людей его времени». Девушка
прислушивалась к ненавяз* чивым советам Ивана Саввича, часто брала книги в его
магазине-читальне. Однажды он писал ей: «Вы переросли целою годовою
окружающую Вас толпу знати и незнати...».
Несмотря на разницу в воспитании, несхожесть атмосферы, в которой они росли, их
многое сближало: сочувствие к простолюдину, вера в его лучшую долю, преклонение
перед искусством, природой. «Вы любите природу, стало быть, меня поймете», —
писал поэт.
Свидания Никитина с Матвеевой были редкими и короткими, им приходилось
скрывать свое крепнущее чувство от настырных чужих глаз, считаться, как он
выразился, «с этими требованиями жителей трущоб...».
Никитинские письма к Наталье Матвеевой до сих пор главный источник их
короткой драматической повести, удивительный по своей психологической
75
наполненности и чистоте роман-исповедь, в котором предстает личность высоких
нравственных принципов. Если читать этот роман, как верующий Библию, как мать
сыновнюю весточку, как ученый манускрипт, он откроет нам многое...
Никитинские письма это признательность и ожидание чуда: «Какая у Вас должна
быть прекрасная душа! Каким теплом веет от Ваших слов, идущих прямо к сердцу!»
Сдержанная обидчивость и лукавая простота: «...скажите мне слово, сделайте один
намек, и всякий клочок, к которому прикоснулось Ваше перо, будет Вам возвращен не-
медленно и в целости. Довольны ли Вы? Более этого, может быть, грубее этого я
ничего не мог сказать... Мир! мир!»
Скрытая ревность и шутливое балагурство: «...а этот господин стоит за Вашим
стулом и, картинно изгибая свою спину, снова сыплет перед Вами цветы восточного
красноречия и дышит на Ваше полуоткрытое плечо. Позвольте же Вам сказать, только