Из тьмы

Тертлдав Гарри

Как только Бембо смог передвигаться с помощью костылей и шины, целители в Трикарико вышвырнули его из санатория. Он ничего другого и не ожидал; раненые продолжали наводнять заведение. Если целителям не нужно было присматривать за ним, то им нужна была койка, которую он занимал.

Квартиры у него, конечно, больше не было. Но найти новую было нетрудно, особенно когда у него было серебро, которое можно было потратить. И он это сделал; за все время, что он был в Фортвеге, он потратил не так уж много из своей зарплаты, и у него неплохо

получалось расправляться с местными. Он нашел бы жилье даже раньше, чем сделал, если бы не настоял на том, чтобы жить на первом этаже.

“Все хотят эти квартиры”, - сказал ему домовладелец, которому некого было сдавать. “Быстро и легко добраться до подвала, когда яйца начнут падать”.

“Я не могу никуда уйти быстро и легко”, - сказал Бембо. Из-за использования костылей ему было труднее жестикулировать во время разговора, а альгарвейец, который не мог говорить руками, был едва жив. “Ты думаешь, я хочу подниматься и спускаться по лестнице с этими штуками?”

Хозяин пожал плечами. “Извини, приятель. Я не могу дать тебе то, чего у меня нет”.

Бембо ушел в гневе. На следующее утро он, наконец, получил квартиру. Затем он поехал на лей-линейном фургоне к своему старому полицейскому участку, чтобы выяснить, где Саффа остановилась в эти дни. Это потребовало некоторых усилий; многие тамошние констебли не помнили его и не хотели ему ничего говорить. Наконец он получил то, что ему было нужно, от Фронтино, надзирателя тюрьмы.

“Читал в последнее время какие-нибудь пикантные романы?” Спросил его Бембо.

Фронтино потянулся к своему столу. “На самом деле, у меня есть неплохой прямо здесь”. Роман под названием "Страсть императрицы" определенно показался Бембо хорошим. На обложке была изображена обнаженная каунианская женщина, предположительно упомянутая императрица, обхватившая ногами древнего альгарвийского воина с невероятным набором мускулов. “Каунианский император, видишь ли, собирается принести в жертву кучу альгарвейских пленников, пока этот парень, - Фронтино ткнул пальцем в воина, - не заставит императрицу отговорить его от этого. Затем пленники освобождаются, и кровь действительно проливается. Я закончил - хочешь одолжить ее? Императрица, она испортила шторм.” Он протянул книгу Бембо.

Почти к собственному удивлению, Бембо покачал головой. “Вся эта история с жертвоприношениями...” Он огляделся, чтобы убедиться, что никто, кроме Фронтино, не может его услышать. “Все, что говорят о каунианцах в Фортвеге ...”

“Куча лжи”, - сказал страж. “Вражеские драконы разбрасывали по этому поводу небольшие рекламные листовки, так что это должна быть куча лжи. Само собой разумеется”.

Но Бембо снова покачал головой. “Все это правда, Фронтино. Все, что все говорят, правда, и никто не говорит даже четверти того, что происходило на самом деле. Я должен знать. Я прелюбодействовал там, не забывай”.

Фронтино не поверил ему. Он мог видеть так много. Он подумал

о том, чтобы поспорить. Он подумал о том, чтобы сломать один из своих костылей о голову надзирателя, чтобы придать ему немного здравого смысла. Но это привело бы его просто в тюрьму. Бормоча что-то себе под нос, он медленно, на попутках, выбрался из полицейского участка и вернулся к остановке лей-линейного каравана.

Многоквартирные дома рядом с домом Саффы и один через улицу были всего лишь грудами обломков. Бембо пришлось подняться на три лестничных пролета, чтобы добраться до ее квартиры. Он пыхтел и обливался потом, когда наконец добрался туда. За дверью, в которую он постучал, заплакал ребенок.

Когда Саффа открыла его, она выглядела измученной - возможно, ее отпрыск какое-то время плакал. “О”, - сказала она. “Ты”.

Он не совсем знал, как это воспринять. “Привет, Саффа. Я на ногах ... вроде как”.

“Привет, Бембо”. В ее улыбке все еще был тот кислый привкус, который он помнил. Как и в ее словах: “Я рада тебя видеть - вроде того”.

“Ты пойдешь со мной поужинать завтра вечером?” спросил он, как будто всей дерлавейской войны, включая его сломанную ногу, никогда не было.

“Нет”, - сказала она. Но она не плюнула ему в глаза, как предупреждала, что могла бы, потому что продолжила: “Тогда у меня не будет никого, кто присмотрел бы за моим сыном. Но через три ночи моя сестра не будет работать. Тогда я уйду ”.

“Хорошо”, - сказал Бембо. “Выбери закусочную, и мы пойдем туда. Меня так долго не было, что я не знаю, что вкусного в эти дни, или даже то, что осталось”. Он передвигался ночью в Громхеорте и Эофорвике без света; он ожидал, что сможет справиться в своем родном городе.

Но оказалось, что он ошибался. Трикарико пал перед куусаманцами два дня спустя.

Он, конечно, слышал, что враг спускается с гор Брадано. Газеты не могли этого отрицать. Но они сделали все возможное, чтобы заявить, что слантайз никогда не пересечет реку, никогда не будет угрожать городу. У Бембо, вероятно, должно было быть больше сомнений, чем у него; он тоже видел подобную оптимистичную болтовню на Фортвеге. Но нападение на Трикарико застало его врасплох.

Как и слабое сопротивление, оказанное его собственными соотечественниками внутри города. Это принесло ему наполовину облегчение - в конце концов, он находился в центре города, охваченного боями, - и наполовину стыд. “Почему вы не даете им бой?” он обратился к отряду солдат, направлявшихся на запад, явно намереваясь покинуть Трикарико.

“Почему? Я скажу тебе почему, порки”, - ответил один из мужчин. Бембо возмущенно взвизгнул, и не без причины; он потерял большую часть брюшка, которое когда-то носил. Не обращая на него внимания, солдат продолжил: “Мы тушим пожар, потому что слантайз уже отправил людей мимо этого гнилого места на север и юг, и мы не хотим здесь застрять, вот почему”.