Из тупика
Шрифт:
Чоколова нашли под лавкой. Кавторанг лежал там среди мешков, переодетый под гужбана, что, кстати, очень подходило к нему. Басалаго треснул его по лицу не думая - сразу: бац!
– Мерзавец!
– сказал.
– Мы-то ведь остаемся...
Проводник обходил вагоны, зажигая в колпаках дорожные свечи, и объявил, что поезд на Петроград отходит. Чоколов рухнул на колени, заползал среди лавок.
– Отпустите, - умолял он.
– Я боюсь... Ну плюйте на меня. Презирайте. Что угодно. Но я боюсь... Вы опутали меня, но я не
– Чепуха!
– ответил ему Эллен.
– Страх очень схож с чувством любви. Как и страстная любовь, страх тоже проходит.
Выволокли кавторанга на снег, мимо них протянулся состав. И когда поезд прошел мимо, кавторанг заплакал:
– Вы еще молоды... а я, старый дурак, ввязался! Мне тоже не простят... Отпустите. Зачем я вам нужен?
Наконец это прискучило, и Басалаго грубо его отпихнул:
– Убирайся прочь... куда хочешь. Ты мне надоел!
– Спасибо, вот спасибо.
– И кавторанг побрел в потемки.
Басалаго повернулся к поручику:
– Это же не человек! Он уже ни на что не годится.
Эллен расстегнул кобуру, и два выстрела взметнули тишину.
Чоколов рухнул в сугроб, снежная поземка быстро-быстро заметала его со спины (весной найдут Чоколова, но не узнают).
– Зачем вы так грубо?
– И Басалаго, даже отвернулся.
Эллен дыханием отогревал замерзшие от оружия пальцы.
– Все равно, - ответил, - попади он в ВЧК, он многое растряс бы своим языком. Пойдемте. С ним покончено.
И долго пугались потом в снежной замети.
На крыльце штаба Басалаго посмотрел на небо.
– Жаль!
– произнес.
– Крепкий был пьяница.
– Кавторанг и в покер был неплох, - согласился Эллен.
– Черт его знает!
– продолжал Басалаго.
– Вот лежит он там и даже снов не видит. И может, в этом как раз его счастье. А что мы, живые? Что будет с нами?..
В этот же день, на самом его исходе, англичане, будто почуяв неладное, созвали экстренное совещание на квартире консула Холла: надо было помочь русским союзникам обрести равновесие, ими потерянное.
– Уилки, - спросил Холл, - что вы там ставите на стол.
– Виски, мой амбасадор. Только виски.
– Уберите. Стол должен быть чист. Мне сегодня русские нужны абсолютно трезвые. Пьяными я их вижу довольно часто.
Появился в черном плаще адмирал Кэмпен и потребовал:
– Виски!.. Уилки, что вы там убираете со стола?
– Именно виски, сэр, я сейчас и убираю.
– Да в уме ли вы сегодня, Уилки? Ведь придут русские.
– Потому-то, сэр, консул и велел убрать виски.
– Оставьте, - сказал Кэмпен.
– Нам русских не дано переделать. А сегодня они должны быть совершенно искренними.
– О, сэр, - ответил Уилки, - им, теперь ничего не остается, как быть предельно искренними... даже без виски.
– Уберите, уберите, - настоял консул Холл.
–
Уилки, владеющий русским языком, вел протокол. Консул Британии первым рискнул воткнуть палку в муравейник, и без того сильно растревоженный.
– Нам, - объявил Холл, - необходимо заверение Советского правительства в том, что мы, союзники России, находимся здесь с полного согласия вашего нынешнего правительства. Это согласие имеет теперь для нас особое значение еще и потому, что на переговорах в Брест-Литовске германские генералы требуют именно нашего удаления с побережья Кольского полуострова.
Кэмпен зорко глянул на Басалаго:
– А корабли вашей флотилии немцы требуют разоружить.
– Они уже давно саморазоружились, - желчно заметил Брам-сон и повернулся в сторону Уилки: - Лейтенант, будьте добры, переведите своему адмиралу это слово: "саморазоружились".
– Не все!
– отвечал Кэмпен.
– Погреба "Аскольда" несут полный боезапас. И комплекты снарядов находятся в готовности.
Это было сказано с умом: и нашим и вашим!
Басалаго с неудовольствием заметил Брамсону.
– Почему я не вижу здесь Юрьева?
– Я думал, - ответил мурманский законник, - что партийной демагогии было уже достаточно. Не хватит ли?
Они препирались по-русски, и понимал их в этот момент один Уилки.
Обретая внимание собравшихся, заговорил лейтенант Басалаго, шлепая ладонью по глади стола:
– Ни меня, ни господина Брамсона Советская власть никогда не выслушает. Она признает только Совет депутатов Мурмана, а в этом совдепе председателем Юрьев... Юрьев еще с Америки лично известен Троцкому, а это для нас значит - прямая связь Мурманска с наркоминделом.
Последнее замечание Уилки доверил бумаге, как существенное, а все препирательства офицера с юристом выбросил, как не имеющие значения для совещания. Басалаго, крутой и упрямый, брал инициативу собрания в свои цепкие руки.
– Я считаю, - продолжал он свою речь в сторону британского адмирала, что работа на Мурмане возможна, сэр, только в том случае, если мы будем иметь поддержку с вашей стороны. Указания центральной власти не могут иметь для нас решающего значения. Мы не пособники большевикам в разорении страны...
– И мы поддерживаем вас, - отвечал ему Кэмлен.
– Но (и тут адмирал прищелкнул пальцами)... Уилки, - сказал адмирал, - на торопитесь записывать. Это не обязательно доверять бумаге... Сейчас весь мир потрясен наглостью немецких притязаний. Лично я испытываю к господину Ленину глубокое уважение, как к человеку смелых дипломатических вариантов. И правительство моего короля, не признавая Советской власти ни де-факто, ни де-юре, однако готово прийти на помощь России, если... Если Совнарком Ленина ответит наглецам немцам ударом!