Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
и заданиях если не писал собственной рукой, то уж во всяком случае пропустил
через обработку своим острым, критическим умом!
Да и не в одном «неудобстве» заключалось дело. Просто нецелесообразно это
было бы — экзаменовать Феоктистова. Не говоря уж о том, что не вполне
безопасно. Попробуй задай ему какой-нибудь сильно заковыристый вопрос — а
он возьмет да и посадит в лужу экзаменатора.
Вообще же, надо сказать, относились все окружающие к нему как к
космонавту
такого отношения, я думаю, заключалась не только в личности Константина
Петровича (хотя и это, конечно, играло немалую роль), но и в том, что он
открывал новый этап развития космонавтики — новую главу, которую можно
было бы назвать «Ученый в космосе». Главу важную прежде всего не для
самоутверждения космической творческой интеллигенции (в этом, насколько я
мог видеть, специальной надобности не было; чувствовала себя космическая
интеллигенция вполне уверенно, да и вообще времена существования
пренебрежительных формулировок, вроде «перепуганные интеллигентики», давно остались позади), но главным образом из соображений чисто практических.
Факт возможности существования и осуществления разумной, заранее
запрограммированной деятельности человека в космосе был доказан первыми
полетами. Теперь наступала пора эти раскрывшиеся возможности реализовать —
начать исследовательскую работу в космосе. Технические, биологические, астрономические и многие другие исследования требовали
высококвалифицированных — а значит, поскольку, как установил еще Козьма
Прутков, нельзя объять необъятное, — достаточно специализированных
исполнителей.
Сейчас мы знаем имена многих космонавтов — кандидатов наук. А
космонавты К. П. Феоктистов я А. С. Елисеев — доктора технических наук, Г. М.
Гречко — физико-математических. Наверное, пока эта книжка выйдет в свет, появятся новые космонавты — обла-365
датели ученых степеней: кто-то, уже имеющий такую степень, полетит, кто-то, уже летавший в космос, защитится. . Да и не в степенях и званиях, в конечном
счете, дело. Важно другое: сейчас не уходит в космос ни один пилотируемый
корабль, на борту которого не было бы ученого, специалиста в определенной, конкретной области знания.
И хочется напомнить, что первыми, правофланговыми в этом, уже сегодня
достаточно длинном и непрерывно растущем списке стоят — Константин
Петрович Феоктистов и Борис Борисович Егоров.
Когда-то в авиации — снова возвращаюсь к аналогии с ней — летчик-испытатель с высшем авиационно-техническим образованием был белой
вороной. Ему приходилось делом доказывать свое право на, образно говоря, место
самолета. Но прошли годы, и фигура летчика-инженера не только на
испытательном аэродроме, но и в строевой части стала ocновной, ведущей.
Появились и летчики-испытатели — ученые, исследователи. А теперь нечто
очень похожее мы видим в космонавтике. Что это — совпадение? Нет, скорее —
закономерность.
Старт и весь суточный полет «Восхода» прошли вполне гладко. Но
завершающий этап этой работы и особенно первые дни после посадки протекали
по ряду причин, от космодрома, да и вообще от космических исследований
достаточно далеких, не то чтобы неблагоприятно, но как-то непривычно, не так, как стало уже традиционным по опыту всех предыдущих полетов.
Началось с каких-то мелких накладок с поступлением в пункт руководства
оперативной информации о заходе на посадку и приземлении корабля. По идее, в
это время отовсюду должны сходиться сообщения, из которых, как мозаика из
камешков, складывается общая картина — и о том, что видят поисковые группы, и о принятых сигналах, которые свидетельствуют об исправном и происходящем
в должной последовательности срабатывании систем: тормозной двигательной
установки, разделения отсеков, раскрытия парашютов.
Словом, совокупность появления в эфире всего, что должно появляться, пропадания того, чему положено пропадать, а главное, результатов прямых
наблюдений
366
с Земли, с самолетов, с вертолетов в районе посадки — все это и дает
возможность воссоздать картину происходящего в целом.
Некоторые хронологические перестановки — я о них уже говорил — здесь
неизбежны: сообщения по наземным каналам связи идут медленнее, чем
сменяются этапы спуска космического корабля. Это нормально, и
соответствующие поправки, так сказать, входят в программу.
Но в день посадки «Восхода» почему-то набегало многовато помех отнюдь не
запрограммированного характера. Королев стоял с микрофоном в руках — он
всегда, когда что-то шло не так, как надо, стремился находиться на связи сам: хоть на одно звенышко сократить эту громоздкую, со скрипом действующую
цепь.А из динамика, как назло, все лезет и лезет второстепенная, а то и вовсе
ненужная информация. Лезет надоедливо. Без конца дублируется уже известное
(вообще-то очень хорошо, что дублируется, — на этом держится надежность всей
системы информации, но раз уж сообщение принято, надо бы отсекать его
повторения, что ли. .). И это дублирование особенно раздражает на фоне