Избранное

Дмитриев Виталий

Не впервой нам считать утраты

и, смыкаясь, ровнять ряды.

Аты-баты. Идут солдаты.

В Гефсимане цветут сады.

Распинаются словоблуды,

никогда не закончат спор.

Не спеши, потерпи, Иуда,

пересмотрят твой приговор.

* * *

Январь

уж наступил. Деревья отряхают

последний мелкий снег с нагих своих ветвей.

Любимый город в белой дымке тает.

А птица воробей о Родине поёт.

Вот птица — хоть мелка, но истый патриот,

ведь никуда от нас зимой не улетает.

Я тоже воробей. На кухне с похмела

сижу, нахохлившись, над пишущей машинкой.

Вчера скончался век. Я праздновал поминки.

Не убраны ещё бутылки со стола.

Я выпил и грущу, жуя свою сардинку.

Мне кажется порой, что наш этногенез

ещё силён. Во мне бурлит пассионарность.

Что в рифмах хорошо? Их сдвоенность, их парность.

И каждая строка, как звуковой надрез,

коль вслух произнесёшь, забыв свою бездарность.

* * *

Пока иду на поводу

непонятых событий,

считая новую беду

важнее позабытой,

и эта новая беда,

взывая об участье,

почти не ведает стыда

за маленькое счастье

быть на виду, пока слова

влекут холодным блеском,

душа моя почти мертва

и бредит Достоевским.

Я посещаю мёртвый дом

приятеля по школе.

Мы мало спорим, много пьём,

ведь мы почти на воле.

Меж нами круглый горизонт

и в крестике прицела

любой случайный поворот

не изменяет дела.

Хотя бы точку, островок,

недвижимую малость,

как оправдание тревог

и право на усталость.

Но всё проходит, всё течёт,

ничуть не изменяясь.

Скажи, с чего начать отсчёт?

Я

снова повторяюсь.

Далась вам римская цифирь,

Петрополь, Иудея,

когда вокруг такая ширь —

империя, Рассея.

Такая вольная тюрьма,

такое солнце светит.

Молчи, кричи, сходи с ума —

никто и не заметит.

Уйди — никто не позовёт.

Умри — никто не вспомнит.

Скажи, с чего начать отсчёт?

Куда нас ветром гонит?

Какой выдумывать мираж?

Какой звезде молиться,

пока идёт ненужный стаж

слепого очевидца?

И я вступаю в диалог,

я сам себя дурачу.

Я изворотлив, словно Бог,

прописанный на даче,

в углу, в немыслимой пыли,

не знающий лампады.

Хотя чего уж тут юлить?

Кому всё это надо?

Я не пророк. Какой мне прок

в бредовом откровеньи?

Я твёрдо вызубрил урок,

но это не спасенье.

Я сам уехал на Восток,

в Гоморру из Содома,

но даже этого не смог,

грустил — а как там дома?

Хотя чего уж тут грустить,

а всё-таки несладко.

И надо ждать. И надо жить.

И, значит, всё в порядке.

2.

Я видел – всё меняется, течёт.

Весенним льдом сносило переправы.

Я всё гадал – С чего начать отсчёт?

Вертелся и налево и направо.

Цель превращалась в средство, и оно

уже не находило новой цели,

но в этот миг мне было всё равно.

Я погибал в течение недели:

с живой смешалась мёртвая вода,

Весы сломались, Раки расползались,

Стрельцов казнили…

Знаки распадались

на составные части.

<