Какая она, победа?
Шрифт:
что шоферы по двое суток не глушили двигателей, боясь разморозить
радиатор. . В том памирском походе отец себя и застудил. Да так, что не смог
вернуться к работе. В руках появилась дрожь, не удавалось даже свернуть
цигарки — все рассыпал. Когда подрос сын, он стал отцу цигарки
скручивать. Ну и прикуривать. Так начал курить. Чуть раньше, чем научился
читать.
21
Когда шоферов стали брать на фронт,
тогда он редко куда выезжал, а чаще только ставил машины на смотровые
ямы, возился по ремонту. Однажды грузовик, которым он занимался, сорвал-
ся с неловко подведенного домкрата. Отцу помяло грудную клетку, и с
работой пришлось проститься навсегда.
Семью спасла мать. Едва поднявшись на ноги, она пошла работать на
мясокомбинат. Там приходилось дежурить неделями. Работала то на
погрузке, то в цехе и иногда приносила домой горсть внутреннего жира на
ужин. В редкие часы, когда собирались вместе, мать читала вырезки из газет,
которые Толя хранил в небольшом чемоданчике как самую большую и
непреходящую семейную ценность. Про двадцать восемь панфиловцев и
Клочкова-Диева. Про оборону Севастополя и героев-моряков. Приходили
соседки. Вздыхали и плакали. Вспоминали недавнюю, но теперь такую
далекую довоенную жизнь. Отсюда, из голодных сумерек сорок первого,
сорок второго, сорок третьего, она казалась вполне безоблачной и
счастливой, такой, о которой только и мечтать. .
Наверное, для мальчишек она такою и была. Но и эти голодные дни
войны имели не только цвет ожидания и нужды. Детство оставалось
детством. А над детством Толи Балинского задиристым петушиным гребнем,
веселым каменным парусом вставала древняя Сулейманка, священная для
богомольцев гора Тахт-и-Сулейман. Внизу пестрела глиняная мозаика
плоских крыш, узких улочек и тупичков Старого города, а с высоты скал
видно было далеко-далеко вокруг, может, даже за сто километров.
Не иначе она была волшебной горой, эта Сулейманка! Кажется, кто-то
очень добрый и всемогущий воздвиг для пацанов посреди городской тесноты
такую замечательно большую игрушку из так и эдак выгнутых каменных
пластов. Здесь были острые пики и грозные башни, сквозные арки и темные
пещеры. В городе распутица, ног не вытащишь, а на Сулейманке сухо, даже
тепло, если спрятаться от ветра в уютной нише или разлечься на покатых
плитах, обращенных к солнцу. В феврале появляется здесь первая травка,
22
первые цветики, желтые-желтые и с ноготок
снимай обувку и бегай босиком. Или лазай по скалам. От них пахнет
солнечным теплом и близким летом. Зацепки мелкие, незаметные, кажется,
не за что ухватиться, а глядишь, прилепился к скале, да и много ли надо
мальчишке — кончиками пальцев! Прилепился, перехватил руку повыше, а
там целый карниз. Наискось. Через всю гору. Можно подтянуться. Встать.
Прижаться грудью к стене. И, распластав руки, пойти, пойти с бьющимся
сердцем, с пересохшим от азарта горлом, в безотчетном стремлении
подняться еще выше, еще быстрей и там, где никто никогда не поднимался.
Опомнишься, глянешь назад, а назад ходу нет, уже не спустишься! А внизу
крошечные фигурки людей, они испуганно кричат, размахивают руками, а
тебе только это и надо; вот блаженство, когда кто-то видит, какой ты ловкий
и смелый и что тебе все нипочем!
Когда учился в четвертом классе, случайно попалась книжка о
восхождении на пик Коммунизма. Книжки в ту пору были редки, так что
каждая становилась событием, а тем более эта. . Читал взахлеб, хотя многое и
не понимал. Что такое «жандарм»? Что такое «бергшрунд»? Но все эти слова
запомнил. Запомнил автора — Евгений Абалаков. Запомнил, что высота 7495
метров — высшая точка советской земли. Подумал: а ведь эти экспедиции, в
которых Абалаков был, они ведь отсюда, из Оша, отправлялись!
Город, к которому так привык, в котором, казалось бы, не было и не
могло быть ничего такого, чего не знал, вдруг приоткрылся с совершенно
новой, необычной стороны, загадочной, как потайная дверь. . Ворота на
Памир.. Только теперь приблизился смысл примелькавшихся по рассказам
отца слов. И рассказы отца, сто раз слушанные и переслушанные, вдруг
обрели какой-то новый вкус, цвет, стали необходимыми.. И сама
Сулейманка!.. А что, если с Сулейманки Памир виден? С самой верхушки?
Он залезал на Сулейманку, на самую высокую гору, на верхний зубец ее
петушиного гребня и смотрел на юг. За дорогой на Наукат, за пологими
предгорьями и сумрачным провалом теснины Данги вставали скалистые, за-
23
снеженные и летом гряды Кичик-Алая, рассеченные сиреневым от дымки
пропилом ущелья Ак-Бууры. За Кичик-Алаем — Чон-Алай. За Чон-Алаем —
Заалай. Но Заалай. . можно ли его увидеть? Да и Чон-Алай попробуй
разгляди! Где он, Памир? А спросить не у кого.