Камаэль

Люук Найтгест

– Сир. Господин канцлер велел мне найти вас. Ваше оружие.

Он протянул мне Саиль и, кажется, не мог дождаться момента, когда я всё же заберу этот проклятый всеми богами меч из его чуть дрожащих рук, и я не стал дальше мучить беднягу. Ножны для этого чуда никак не могли толком подобрать — чего бы не касалось чёрное лезвие, тут же разрезало, а потому вскоре эту идею оставили, и я был вынужден просто носить её, запихнув за пояс. Было неудобно и непривычно, зато меня Саиль слушалась безоговорочно.

Пока рыжеволосый высокий мужчина подводил мне коня, я не преминул спросить его имя. Сперва тот растерялся и даже поглядел на меня широко распахнутыми серыми глазами, а затем чуть поклонился:

– Лаирендил, Ваше Величество.

– Счастлив знать твоё имя. Где же канцлер и господин Виктор?

– Мы уже здесь, любовь моя, не бойся, - сладко пропел Аэлирн.

Надо сказать, этот моральный урод даже не потрудился создать видимость того, что ему нужны какие-то доспехи или оружие, хоть я и знал, что под плащом его на поясе скрываются два изогнутых отравленных кинжала. Конечно, всё хорошо, и в

силы своего прелестного ангела я верил, но даже меня смущала этакая бестактность, что уж говорить о вояках, которые начинали недоумённо на него поглядывать. И, как и прежде, в седле он держался на зависть хорошо. Рядом с ним мрачной тенью, закутанный в плащ, с капюшоном, надвинутым на глаза, на своей лошади восседал Виктор. И присутствие рядом со мной этих двоих означало, что можно выдвигаться. Затихал гул, пока я позволял своему коню везти меня через расступающуюся толпу вперёд, к южным воротам города, воистину прекрасным и столь же мрачным — именно через них всегда выходили армии, именно через них возвращались обратно, если вообще возвращались. Перед нами ворота медленно распахнули, герольды протрубили сигнал к выступлению, снова поднялся страшный гул, где-то слышался горький плач, и я был счастлив, что уже не вижу того, что происходит в городе, не вижу слёз или радости, что всё это осталось позади. Это не стало концом — гул становился ритмичным, равномерным, напевным, и ветер подхватывал грозный мотив, разносил его по округе и начинал кружиться с ним в легкомысленном танце. Так я впервые услышал боевую прощальную песню с родным городом. Эльфийские слова, сложные, напевные и немного рокочущие, были длинны, но оттого не теряли свою колдовскую красоту. Тысячи голосов сплетались в один, звонкий и уверенный, и он нёсся к солнцу, к небесам, повествуя о героизме воинов, об их уверенности и желании защитить свой родной дом, свои прелестные леса и реки. В груди у меня защемило, дыхание перехватило, и я всё малодушно ждал, когда же этот боевой гимн наконец перестанет терзать мою душу, а он всё не кончался и не кончался. В какой-то миг будто случилось прозрение, я поднял голову, солнце ослепило меня, и в этом ярком свете увидел я одинокую тёмную фигуру, окутанную лёгкой дымкой тумана и змеями-радугами. Фигура раскинула руки и растаяла, как ни бывало, а вместе с тем дошло до меня, что песня затихает, последние её слова печально подхватывают за стенами города. Как только до меня донёсся сигнал о том, что армии покинули Беатор, я пустил коня лёгкой рысью, хотя и не понимал, что же будут делать пешие, как собираются нас догонять.

– Об этом не переживай, любовь моя, - отозвался на мои мысли Аэлирн, который выглядел до неприличия радостным и лёгким.
– Это оборотни. Как только мы перейдём на галоп, они перевоплотятся.

– А лошади как же на это отреагируют?

– Именно поэтому наши шерстяные собратья будут позади, будут подгонять.

– Хорошая стратегия. Надеюсь, никто из-за неё не пострадает.

– Это война, милый. На войне все пострадают всласть.

Вскоре же в самом деле началась бешеная скачка, которая не оставляла место мыслям и чему либо другому, только желание удержаться в седле, что у меня получалось с каждым часом всё лучше и лучше. Мы не делали остановок до самого захода, и лишь когда солнце на половину скрылось за уже такими далёкими пиками гор, я позволил сделать короткий привал. Радости становилось всё меньше, ещё меньше слышались разговоры, и я, пока ходил меж своими подданными, сокрытый ради безопасности плащом, всё это чувствовал. Запах страха витал вокруг, подгоняемый ветрами долин. За день мы пересекли несколько рек, но далёкая полоса лесов всё ещё казалась слишком крохотной, сливалась с горизонтом, и на душе оттого было тоскливо, сердце сжималось, а для усталости не оставалось места. Тем более, что на этом привале меня настигли алхимики и не преминули напоить эликсирами, поддерживая моё состояние. Не разводили костров, не собирались есть, а просто переводили дух, чтобы в ночи двинуться дальше. По расчётам советников мы должны были добраться до Лесов Восхода за четыре дня, если бы прерывались на ночи, однако всем было понятно, что, чем больше мы отдыхаем, тем больше времени даём Тёмным, тем больше времени теряем сами. К собственному удивлению среди воинов я видел и женщин, и становилось от этого тоскливо и противно. Не потому что я считал женщин слабыми, а потому что считал, что не стоит подвергать их такому риску, хоть и понимал, что порой женщина может дать фору любому мужчине. Как только лошади перестали тяжко дышать, как и оборотни, как только напились водой после положенного часового перерыва, я отдал приказ выдвигаться дальше. Не было ни единого возражения, не слышались тяжкие вздохи, зато раздавалось одобрительное хмыканье и виделись тут и там усмешки. Всем хотелось добраться до Тёмных, все жаждали защитить тех, кто остался позади, в городах и мелких замках, в Беаторе.

Ко второму восходу после выступления мы добрались до северных границ лесов и были приятно удивлены тем, что деревья ещё не полыхают пламенем. Нас встретили следопыты и охотники, около двух дюжин, и я видел на их лицах несказанное облегчение, успокоение. Взгляды их засверкали, затеплились надеждой. Как только мы добрались до лагеря, а меня проводили к ставке, без каких либо лирических отступлений мне тут же доложили, что Тёмные ещё не добрались до лесов, а потому у армии есть время для организации, расположения и хоть какого-то отдыха. После я остался один — Аэлирн умчался улаживать дела со старейшинами, дав мне время отдохнуть, Виктора забрали лекари, дабы позаботиться о его повреждённом лице. И момент тишины был для меня каким-то своеобразным приговором. Я понимал как никогда, что мне нужно держать себя в руках, что лишние эмоции

и мысли сейчас совершенно ни к чему, а потому наверняка зарекомендовал себя сухим и бесчувственным. Но лучше так. Зайдя в шатёр, я мельком огляделся по сторонам и двинулся к костру, что мягко полыхал в центре, обложенный камнями, в специально вырытом углублении. Вокруг царило приятное оживление, отовсюду доносился запах готовящейся еды, разномастный, но оттого не менее соблазнительный. После двух суток почти безостановочной скачки все оголодали, хотя меня и убеждали, что воины знают, что такое выдержка и могут не есть неделями. Всё, конечно, хорошо, но на одних эликсирах долго не прожить, а потому и сам с нетерпением ждал положенную мне порцию хоть чего-то съестного. На земле уже были разложены к приезду меня и моих мужей походные подстилки, на одну из которых я тут же и завалился и застонал — доспех давил на тело, и я был вынужден позвать Лаирендила. Оруженосец явился почти тут же и помог мне снять доспех, а затем так же шустро удалился, согнувшись пополам, чтобы выйти из шатра, но откинув полог, чтобы дым от костра всё же мог выходить наружу, а я — не задохнулся. Без защиты стало легче, и я почти тут же свернулся на подстилке. Задремать под приятное потрескивание костра и солдатский юмор за пределами шатра не составило труда, особенно если учитывать, сколько я не спал до того.

Однако долго проблаженствовать я не смог. Аэлирн с Виктором о чём-то яростно спорили и, пусть смысл слов их не долетал до меня, повышенные тона резали слух.

– О чём спорите?
– сипло поинтересовался я, продирая глаза и поднимая голову.

– Этот слабоумный хочет отправиться в разведку!
– рявкнул Павший, разворачиваясь ко мне.

Судя по тонкой струйке крови, что стекала по его подбородку, и разливающейся по нему красноте, он уже схлопотал за что-то от Виктора. Вампир, как и эльф, мелко дрожал от ярости, сжимал кулаки и теперь его полный уверенности взгляд был направлен на меня. Сев и вяло пожевав губами, цокнув языком, я зарылся пальцами в волосы:

– И это всё?

– Всё? Всё?!
– вскричал Аэлирн, воздев руки к небу.
– Боже мой, Льюис!..

– Эмиэр.

– Да плевал я! Неужели ты не понимаешь, что Кристофер только этого и ждёт?

– Тогда приставь к Виктору других следопытов. В чём проблема?

– Вы что, вдвоём рассудка лишились?
– голос у Аэлирна, кажется, резко сел, Павший опустился на землю и поглядел на нас с искренним возмущением и обвинением.
– Льюис, не делай этого, молю тебя.

– Нам нужны сведения, любовь моя. Светлых эти мрази почувствуют за милю, а Виктора никто и не заметит. Да и вряд ли узнает в его нынешнем состоянии. Если он так безумно хочет рисковать своей головой, я не буду его удерживать. Я обещал.

Виктор сдержанно кивнул, бегло поцеловал нас с Аэлирном и покинул ставку, оставив после себя неприятный осадок. А я меж тем мог приняться за принесённую никак Лаирендилом еду, которую мой желудок приветствовал довольным ворчанием.

– Ты правда собираешься отправить его туда одного?
– прошептал Аэлирн, присев рядом со мной и скрестив по-турецки ноги.

– Да, Аэлирн, собираюсь. Если бы я был против, он бы не сделал и шага без моего слова, - я вяло поковырялся в похлёбке, а затем с особым усердием налёг на неё.
– Не беспокойся, милый. Виктор не маленький и сможет за себя постоять.

Мужчина тихо вздохнул и уткнулся лбом в моё плечо, и для меня громом среди ясного неба стало именно это доверчивое прикосновение - этот символ абсолютного изнеможения и доверия, а потому, отставив прочь опустевшую плошку, я обнял Аэлирна за плечи, прижимая его к себе и прикрывая глаза.

– Ну что ты, что ты мой маленький клыкастик, с Виктором всё будет хорошо, - выдавил я из себя, заставляя усмехнуться и поглядеть в ясные глаза.

Дёрнув крыльями, мужчина тихо рыкнул и припал губами к моей шее, а затем прокусывая кожу клыками и заставляя замереть в благоговении перед острым удовольствием, что прошибло меня до самой души. Сделав пару глотков крови, Аэлирн отстранился и с самым довольным видом облизнулся, а затем откинулся на подстилку и закинул руки за голову:

– Предлагаю теперь поспать, пока другие готовятся в поте лица своего.

Скорчив рожу и передразнив мужчину, я всё же уместился у него под боком, огладил чудесные крылья и вновь провалился в сон. Пусть беспокойный и тревожный, но отчего-то крайне сладкий, дарящий успокоение.

Следующий день проходил в напряжённой подготовке к приближающейся схватке и не было ни минуты для того, чтобы перевести дыхание — мне приходилось ездить от лагеря к лагерю, проверяя состояние бойцов, все ли заняли нужные позиции, а потому, когда меня известили о том, что Тёмные приближаются, я немало растерялся. И, пусть Виктора до сих пор не было, рядом всё время присутствовал Аэлирн, не дававший мне раскиснуть и окончательно испугаться, хотя сам он наверняка переживал об отсутствии вампира. Лицо Павшего было подёрнуто пеленой задумчивости и волнения, меж бровей его то и дело появлялась морщинка, но отчего-то мне казалось, что, пока мы с ним рядом, мрачные мысли не посмеют пробить брешь в нашей общей защите. Действовать теперь приходилось быстро, а потому я едва не застрял в стременах, что наверняка выглядел забавно, но смеха я не услышал. А пока я гнал коня к ставке, меня как раз нагнали военачальники.

– Ваше Величество! Хорошие вести!
– перекрикивая подвывания ветра, начал Майлур.

– Армия Тёмных куда как меньше, чем ожидалось. Ничего не будет стоить их одолеть, - подхватила Пируасэль.

– Прикажете выступать сейчас же или стоит придерживаться плана?
– глаза Майлура так и горели азартом, и это придавало мне надежды, сердце, до того размеренно стучавшее в груди, кажется сорвалось вместе с конём в галоп.

– Придерживаться плана. Вперёд, вперёд! Да сохранит нас Куарт!
– скомандовал я.