Камаэль
Шрифт:
– Чёрт тебя побери, Аэлирн, ты на меня позор навлекаешь своим абсолютно распутным поведением!
– рыкнул я, пытаясь оттолкнуть мужчину, и это мне удалось с удивительной легкостью.
– Наоборот, счастье моё!
– радостно фыркнул Аэлирн, облизываясь так, словно бы съел что-то в высшей степени вкусное и питательное.
– Представь себе, что они будут думать о прелестном короле, которому даже сам канцлер с восторгом и удовольствием делает минет.
– Ты мой муж, в этом нет ничего особенного.
– Они до сих пор не верят, что ты вышел за меня замуж по собственному желанию. И потому это будет добавлять тебе чести.
– Не о том ты думаешь.
– Неважно. Где там твои слуги? Пусть приготовят тебе и мне ванну.
– юный паж заглянул в шатёр.
– Приготовь нам… хотя нет, иди отсюда.
Эльфёнок пискнул и вылетел прочь, боясь, никак, разозлить грозного канцлера ещё больше. Тихо рассмеявшись, мужчина помог мне одеться и на руках понёс прочь из ставки лагеря, на вопросы прочих отвечая задорной улыбкой. Сон грозился забрать меня в объятья, но Павший то и дело тормошил меня, не давая задремать, пока наконец не сбросил меня в глубокую ледяную лесную речушку. Единственное, что я успел сделать, - прижать к голове венец. Ещё не хватало посеять его в лесной реке и упустить в море. Аэлирн же манерно спустил с себя брюки и медленно вошёл в воду, с усмешкой глядя на бултыхающегося меня.
– Ублюдок, - сплюнул я, протирая глаза и пытаясь справиться с внезапно нахлынувшей болью судорог.
– Я и сам мог справиться!
– Конечно. Но разбудить тебя всё же стоило.
– Придурок, Аэлирн. Иди сюда, насиловать буду!
– Но…
– Это королевский приказ, канцлер!
Павший скрежетнул зубами, а я растягивал губы в довольнейшей улыбке, понимая, что в жизни короля есть и положительные стороны, и они меня несказанно радуют, балуют. Притянув к себе своего ангела, я уложил его руки себе на плечи и, пользуясь физикой, подхватил его под колени и прижал к себе. Аэлирн шикнул, попытался отстраниться, но я ему то не позволил — принялся медленно проникать в Павшего, вглядываясь в его искажённое болью и удовольствием лицо, которое было мне милее всего. Дёрнув на себя его бёдра, втолкнулся в него до самого основания.
– Маленький сучонок!
– вскрикнул сорвавшимся голосом мужчина, впиваясь ногтями в плечи, явно оставляя кровавые ободки, но это было даже приятно, в чём-то упоительно.
– Хоть бы подготовил!
– Тебя, мой развратник? Думаю, тебе такое только доставит удовольствие, м? Как тебе чувствовать в себе член, как расходятся мышцы, как пенис давит на простату?
О, сладкий миг, когда я разглядел на щеках Аэлирна румянец! О, чудное мгновение, пронзившее меня своей тайной невинностью в самое сердце! Держа мужчину под бёдра, любуясь им, я начал двигаться, и Павшему стоило поблагодарить себя за то, что вообще решил отправиться к источнику, иначе я бы его в самом деле изнасиловал, ведь пыл схватки, азарт захватчика и победителя никак не мог покинуть меня. Помимо воды меня сдерживала ещё и боль в ноге. И это хоть сколько-то успокаивало. Поглаживая кожу возлюбленного, но не давая нежности и умилению прервать сладостные мгновения соития, которые дарили наслаждение и восхищение, продолжал двигаться. Аэлирн шептал что-то упоительно-нежное, похоже даже безотчётное, о чём наверняка потом будет жалеть, даже если и сказал правду. И грех было таким не воспользоваться.
– Аэлирн, любовь моя, - шепнул я ему на ухо, с трудом сдерживая стоны и от того удовольствия, что дарило мне плотно сжатое колечко мышц, которое было таким горячим по сравнению с холодной водой и импульсы его словно били меня мелкими искорками тока, - о, мой невообразимо нежный, ничего не бойся. Я буду рядом и защищу, где бы не оказался. Явлюсь из глубин ада, чтобы встать на защиту!
– К чёрту, к чёрту меня!
– Мужчина срывался на крики, уже не думая о том, что нас слышат все лагеря вокруг, а греть ушки словами короля для подданных — самое милое дело. Но я и думать не смел о том, чтобы приглушить его воистину сильный голос или, упаси Куарт, - вовсе заткнуть.
– Себя защищай.
И следом случилось то, что заставило меня замереть и вовремя придержать коней. Аэлирн заплакал. Я медленно и аккуратно обвил руками талию мужчины, прижимая его к себе, и приникая губами к высокому лбу. Он плакал, как младенец, подвывая, точно одинокий оголодавший волк, царапал мою спину, словно я был повинен. Да, был повинен. И не знал, что же делать с плачущим ангелом смерти и мести, который доверчиво и тоскливо прижимался ко мне. А я мог лишь гладить его по талии и молчать, глядя в никуда широко распахнутыми глазами.
– Зачем отпустил, зачем? Не вернётся уже, нет больше прежнего Виктора. Понимаешь?! Кретин! Кретин!
– Кретин, - тихо подписал свой приговор глупый и молодой король в лице меня.
– Убью тебя когда-нибудь, кретин!
– Может, после того, как я тебя закончу трахать?
– Так продолжай! Развел тут, не знаю что, - Аэлирн спешно утер слёзы и яростно глянул на меня, впился клыками в плечо и принялся двигаться сам, упираясь пятками мне в ягодицы и следом вжимаясь в меня бёдрами, срываясь на стоны вновь и вновь.
Стараясь загладить вину, кусая губы, я двигался осторожно и сильно, терпя пробуждающуюся боль в спине, плечах и ноге, которая после острых вспышек начинала, кажется, неметь. И от того лишь сильнее хотелось жаться к моему мужчине, пытаясь заполнить пустоту скомканных и не нужно-необходимых слов, не сказанных-подуманных когда-то, телесной близостью. Как слова движения и жесты, вздохи, режущие и прожигающие насквозь взгляды, сравнимые разве что с чистым пламенем, пляшущим восходом в кристальной лесной реке. И с ним танцевала дуэтом наша кровь, заливаясь, рисуясь, крича тусклой краской на все века о нашем истинном венчании душ в жарком тесносплетении тел. Удовольствие за руку вело прочь с тропы разума, стуком сердца в ритм ударов бёдер о бёдра, единением плоти. Брызги летели серебряными птицами прочь от безумных любовников, которые прижимались друг к другу губами, переплетались языками и во внезапности боли кусались сцепившимися псами. Царапались амурскими тиграми, скулили кинутыми щенками, были счастливы, как никогда, чувствуя друг друга.
О да, я находил поэзию в этом безумном сексе, находил повод восторгаться тесной задницей, что импульсивно сжималась горячим ободом на моём члене, в тупых и зацикленных движениях, в криках, мольбах-приказах действовать жёстче и не смотреть на границы, коих не должно быть между теми, кто решил подарить близость души через единение смертной и греховной плоти. Искал и видел романтику в том, как мужчина яростно дрочил собственный член, пытаясь приблизить острый всплеск экстаза и развязки, о которых страстно мечтал в эти короткие бесконечные мгновения. И скрытого смысла, возможно, не было в этом банальном и чем-то диком действе, хаотичном и ужасно упорядоченном. Рычания стону, крик вздоху, грубость нежности и плавность резкости. А потому эта разрядка, подкреплённая лихорадочными мыслями, показалась мне до обыденности особенной, и вскидывался Павший в моих руках неожиданно эротично. Тело его пело благодарную оду подаренному совместному безумию.
Я не позволил себе кончить в него, зато обмыл, обласкал и с не присущим мне благородством, донёс до шатра, с небрежностью возложив ворох одежды на своего горделивого ангела, что спел мне воистину райскую песню. Свист и аплодисменты в спину — данность. Скрытая радость и зависть в единой склянке, плотно закупоренной необъяснимым и, возможно, беспричинным страхом перед незнакомым королём, несколько часов назад проливавшем кровь вместе со своими солдатами. Стоило уложить Аэлирна и лечь рядом, расторопный Лаирендил жарче развёл костёр, пожелал нам сладких снов и унёсся по своим делам. Только полог перестал трепыхаться, мужчина прижался ко мне теснее и уткнулся своим тонким носом мне в затылок, глухо урча.