Камаэль

Люук Найтгест

– Что будем делать?
– тихо поинтересовался Майлур, подъехав ко мне и с сомнением поглядев на моё, наверняка, мрачное лицо.

– Двинемся дальше. Пусть дюжина самых зорких будет позади меня, высматривают малейшие намёки, подсказки. Теперь ничего нельзя упускать из вида. Пятиминутная готовность, господин Майлур.

Мужчина кивнул и принялся отдавать команды, я же неторопливо вычистил трубку, проверил Саиль и готов был двинуться, как только все будут на своих местах. То случилось достаточно быстро, чтобы я взял себя в руки и приготовился к чему угодно. Ездовые животные притихли, перестали фыркать и печатать шаг, ставший продуманным и тихим, в таком же примерно состоянии пребывали и следующие за мной Светлые. Незримый туман дружелюбно и почти ласково обнимал нас, пробираясь в лёгкие, одуряя неуловимо сладковато-дурманящим запахом. Гниль. Разложение. Влажная, ещё чуть тёплая земля. И на неё изредка падают капли дождя. Странное дело — листвы почти и нет, а ливень здесь будто бы и не бывал. И только тяжёлый, влажный морок висит вокруг пуховым одеялом и всё давит, давит вниз, заставляя склонить голову.

Наверняка заставив

перепугаться своих «зорких», я торопливо спешился и продолжил движение на своих двоих, уже перехватывая в правой руке Саиль. Стоит ли зачитывать хоть одно заклинание, даже если и самое простое, развеивать этот туман, эту духоту и сладкий запах гнили? Чёрт его знает, как это отзовётся, не примчатся ли алчущие плоти и крови твари на магический оклик, не послужит ли это маяком для чего-то пострашнее в глубине этого неприятного места? От земли поднимался густой туман, медленно и словно бы с издёвкой поглощал в себе корни деревьев, мои ноги, ниже колен и не разглядишь уже, что происходит. Марево лениво колыхалось от каждого маленького шага, расходилось разводами и дрожью, будто бы кто-то тронул желе, а я всё всматривался в тёмные проёмы между деревьями, и моё внимание было вознаграждено. Да только на кой чёрт кому-либо такая награда? От одного дерева к другому, разрывая туман и пуская по нему тёмные щупальца воздуха, открывая взгляду землю, пронеслось существо, скрюченное, будто изломанное, торопливо и дико переставляя руки и ноги, держа голову вздёрнутой. Силуэт казался мне знакомым, и в душе стало тоскливо, как никогда. Не успели. Не спасли. Видел ли существо кто-нибудь кроме меня? Отдалённые просьбы Аэлирна вернуться в седло и не выставлять себя героем тонули в сумраке, в переплетении теней, «зоркие» же последовали за мной, я чувствовал их шагах в десяти-пятнадцати от себя, но это не прибавляло сил. Скорее вселяло неуверенность. А стоит ли им идти за мной? Стоит ли подвергать их опасности, когда я играючи справлюсь самостоятельно?

Серебро венца обожгло с внезапной точностью — лишь посреди лба, будто иглой кольнуло, да только ощущения были во много раз ярче. Сперва темнота схлопнулась вокруг, украв дыхание, зрение, все ощущения, какие только могут быть у короля Светлых, а затем охотно и спешно расступилась в стороны. Я физически ощущал, как зрачки вытягиваются, расширяются. Мир вокруг менялся, очертания становились резче, тени — глубже, резче, заметней, как и всё рядом. Ещё несколько теней мелькнуло на периферии зрения, и сомнений у меня уже не оставалось ни в чём абсолютно. И именно эта уверенность, а не кошачье зрение, помогла мне не умереть в эти короткие мгновения резкого осознания. Левое плечо опускалось так медленно, что в груди засел колючий страх: а вдруг не успею? Правая же рука метнулась вперёд и вверх, и лезвие Саиль, до того располагавшееся вдоль предплечья и плеча, продолжило движение, взрезая саму Тьму, ослепляя своей глубиной и яркостью. И именно в этот момент, когда меч неторопливо, точно нож, входящий в масло, разрубал летящее на меня существо, я будто при резкой вспышке увидел его. Даже не его и не её. Это. Руки и ноги существа, которое абсолютно точно было одним из наших разведчиков, в самом деле были выломаны во всех суставах и походили на ветви какого-нибудь старого, жуткого, засохшего дерева. Нижняя челюсть отсутствовала в принципе, изо рта по шее и разорванной груди лениво, густыми комьями стекали остатки крови и какой-то ещё субстанции, зеленоватой, почти прозрачной. Её-то как раз было много, чудовищно много. Она покрывала почти всё тело разведчика поверх каким-то чудом образовавшихся струпьев и ран, которые уже никогда не закроются. Через них я видел и желтовато-белые мышцы, и белоснежные, но кое-где заляпанные комьями земли кости, местами они вовсе были перемолоты или вырваны, как произошло с некоторыми рёбрами. Саиль взрезала тело за долю секунды, но взгляд существа врезался в мою память, и мне хотелось кричать от боли, что тугим обручем сдавила мою голову и давила теперь изнутри на веки и глаза. Боль, муки, смятение, первобытный ужас и неописуемое облегчение, когда остатки души покинули изуродованное тело. Сила, заключённая в Саиль, разорвала труп на куски, и меня обдало волной мерзкой подгнившей слизи, которая мигом ворвалась в мой рот и забила нос, не давая продышаться. Казалось, она пыталась въедаться в меня, но то ли я слишком разозлился, то ли королевская кровь что-нибудь да стоит.

Когда мне наконец удалось отереть глаза, вокруг уже стояла неразбериха — те из Светлых, которых ко мне приставил Майлур, уже подоспели на помощь, и теперь у меня над головой то и дело свистели стрелы. Признаться — не самое приятное ощущение. И лишь одна из пущенных стрел нашла свою цель среди корявых ветвей хилых деревьев. Наверняка лишь по чистой случайности. Вовсе не потому, что лучшие лучники Светлых всего лишь косоглазые недоразвитые да ещё и криворукие уроды, нет. У них просто напросто не было того зрения, которое даровала королевская кровь, не было той устойчивости к мороку, какая была у меня. Непростая задача — защитить двенадцать Светлых, не дать им погибнуть, да и самому не свернуть шею, когда чувствуешь, что опасность и её источник совсем близко, и медленно надвигается с нескольких сторон. К моему счастью целью умерщвлённых и подчинённых разведчиков и охотников был всего лишь я сам, но даже тогда, когда эти существа оказались на расстоянии двух шагов, мои «защитники» не могли их разглядеть. Кажется, вовсе разом отупели и не могли пошевелиться.

А меч в руках дрожал от предвкушения и направлял меня, легонько, как направляют родители детей, только делающих первые шаги. Декстер, синистр, джамп-вольт и обратный синистр. Кисть начинает гореть от быстрых и сильных движений, от напряжения, что скопилось на кончиках моих пальцев, вцепившихся в рукоять меча. В голове одна за другой всплывают формулы заклятий, и не оставалось сомнений — именно здесь и сейчас я должен

использовать свои силы, иначе не избежать лишних жертв. Левая ладонь погорячела, губы покалывало от слов, что я упорно твердил себе под нос, прикрывая глаза и позволяя ожившему мертвецу подойти ближе. Последнее слово сорвалось с губ, обжигая их, едва не обугливая, обещая оставить кровавую корочку, - настолько я вложился в этот беспощадный удар, не щадя ни бывших Светлых, ни деревья. Туман шарахнулся прочь от жара, который распространял вокруг себя шар энергии, в мановение ока воспламеняющийся и всё разрастающийся. Кожа на левой руке трескалась от жара и напряжения, но я стойко переносил боль, терпя плату за силу. Мертвецы не торопились приближаться, пытаясь осознать, что происходит, но мы с ними находились в разном течении времени, и я видел самое мельчайшее движение, дышал глубже и уверенней, впитывал в себя магию, для них же всё наверняка произойдёт в несколько секунд, а уж что видят оставшиеся позади — вовсе загадка. Лопнула кожа, обугливались кости на ладони, уже лицо обдавало нестерпимым жаром, шар разросся до жутких размеров, и я почувствовал — время. Не понял, не вспомнил, не осознал, а именно почувствовал. И направил энергию прочь от себя, позволяя её прогрызать трупы насквозь, охватывать их рыже-алым пламенем, сжирать, ломая тщедушные деревца на своём пути.

Время вновь задышало, двинулось, и я смог выдохнуть горячий воздух, прижал покалеченную магией руку к груди и устало отвернулся от заполыхавших трупов, от нескольких деревьев, которые лениво поедал огонь, разгоняя мрак и отгоняя туман. Даже пару шагов сделать не удалось, и я устало опустился на колени, против почти забытых слов Эрика воткнув меч в землю, продолжая прижимать к груди ладонь. Под лопнувшей кожей всё ещё бушевала энергия, но я медленно, верно унимал её, отплёвываясь от слизи трупов, кашляя и пытаясь дышать. Вокруг поднялся жуткий шум. Мимо протопали лошади, я видел мелькающие туда-сюда ноги, слышал, как спешно ставится лагерь, и только затем почувствовал прикосновение к своим щекам прохладных рук. После того, что я сделал, это было самым лучшим, что случалось в моей жизни, и я невольно чуть улыбнулся, подняв взгляд на своего мужа. В глазах Аэлирна я прочитал неуместный и необъяснимый ужас. Как будто бы я прямо у него на глазах за несколько секунд изнасиловал и сожрал тринадцать человеческих девочек.

Павший торопливо помог мне подняться, затем подхватил на руки и отнёс куда-то в сторону, словно бы не замечая субстанции, в которой меня любезно обмазал мертвец.

– Я говорил тебе не лезть?
– шипел, точно рассерженный кот, Павший, шагая быстро и размеренно, бросая на меня пылающие взгляды.
– О, боги, когда же ты поумнеешь, наконец. Соваться против этих мертвецов одному!

– Как видишь, я справился, - прохрипел я в ответ, когда наконец оказался усаженным спиной к дереву.
– И без особых проблем.

– Ну конечно. Только высосал из себя всю магическую энергию на несколько дней вперёд, начисто сжёг себе руку и наглотался слизи трупоеда, - язвительно, нарочито-тонким голосом проговорил мужчина и сплюнул куда-то в сторону.
– Тоже мне король. Зря у тебя что ли маги есть?

– А что ты мне приказал бы делать? Сказать этим… тварям: «Извините, мне одному с вами будет трудно справиться, подождите полчаса, я магов приведу»? Хватит читать мне морали и скажи, какой я молодец, потому что никто не пострадал, и смой с меня, наконец, эту гадость, - рявкнул я и поморщился, вновь прижимая к груди покалеченную руку, стараясь не думать о том, что прочёл в глазах мужа.

Конечно, он продолжил тихо ругаться себе под нос, но всё же помог мне избавиться от слизи. Процедура была странная и не то что бы приятная: Павший принялся нашёптывать заклятье себе в ладони, сложенные чашей, а затем ударил ими мне по макушке, затем разводя в стороны, как будто бы яйцо разбил. Не знаю насчёт яйца, но в черепушке у меня зазвенело, зато по голове стала растекаться прохлада, опускаясь ниже и обволакивая собою. Вскоре уже стало холодно, а когда волна холода добралась до руки, захотелось закричать, но я лишь стиснул зубы, зажмурился и перестал дышать, надеясь лишь на то, что этот момент удастся переждать без того, чтобы попытаться вырвать себе трахею. Боль не проходила, усиливалась, обжигала, мне казалось, что она просверливает себе путь через мои глаза и веки дальше, в череп и мозг, собираясь обосноваться внутри и взорваться фонтаном ледяных искр. И всё же тихое сипение вырвалось из горла, а затем все ощущения исчезли, точно плотно надутый шарик проткнули, и он всё же лопнул. Без грохота. Будто исчез и всё. Аэлирн тихо сел рядом со мной и жестом подозвал двоих лекарей, что переминались с ноги на ногу неподалёку, подозревая, что их так или иначе подзовут.

Под их совместными чарами рука начала принимать более-менее живой вид, кости обрастали мясом, мышцами, затем начала особо неохотно появляться кожа. А уж какую гамму ощущений мне удалось испытать за это маленькую вечность! Всё то, что называлось моим телом, истощалось, я понимал суть лечения — лекари брали оттуда, где был излишек и переносили в повреждённую часть, тот, что постарше, отдавал и от себя, это я чувствовал. Как будто бы ты пьёшь воду, а вдруг среди кристальной чистоты чувствуешь горький, острый вкус непонятно чего. Но в отличие от воды это я выплюнуть не мог. Боль была просто адской. Как объяснил молодой лекарь, никак чтобы отвлечь меня и себя самого от неприятного процесса, срастить кость — проще простого, и даже вырастить новую — не страшно, потому как ткань кости боль не чувствует. Другое дело надкостница! Конечно, я это знал и сам благодаря тем бесчисленным справочникам, учебникам, энциклопедиям и статьям, которые я читал дома. Кажется, множество лет назад. В другой жизни. Когда ещё существовал жизнерадостный, вспыльчивый и крайне эмоциональный мальчишка Льюис. Но если юноше так было проще, то пусть. Я же впивался пальцами здоровой руки в землю под ладонью, рычал и кусал губы, жмурясь так крепко, что под веками вспыхивали красно-синие пятна, закручиваясь в бешеном танце.