Капитан космического флота

Борчанинов Геннадий

Оставалось ещё одно дело, которое требовалось сделать, так что я снова оглядел уставших бойцов.

— Спасибо за работу, господа, — произнёс я и исполнил воинское приветствие. — Империя этого не забудет.

— Служим Империи… — отозвались они один за другим.

— Отдыхайте пока. Увольнение на станцию не обещаю, — усмехнулся я. — Но как будет возможность — всё будет. Заварзин, проконтролируйте, чтобы всё оружие вернулось на место, в оружейку.

— Есть, — проворчал мичман.

Я оставил их возле шлюза, а сам отправился в командирскую рубку, прокручивая в голове варианты

доклада в штаб. Система Зардоб осталась под нашим контролем, а вот станция, можно сказать, потеряна. Вооружённое восстание — это не шутки, и пусть нашей прямой вины в этом нет, по головке меня всё равно не погладят. Скажут, допустил мятеж у себя под носом, прозевал очевидные признаки. И плевать, что это вне моей зоны ответственности. Не увидел, не доложил, не отреагировал.

То, что это дело рук губернатора — всем будет плевать. Уж кого, а наших штабных я знаю. Не удивлюсь, если Димитриевскому и вовсе удастся выйти сухим из воды. Подмажет где надо, и вся недолга. Для людей его уровня — раз плюнуть.

На мостике снова находился один только Магомедов, старпом ушла отдыхать, так что я рухнул на свободное место и принялся сочинять письмо на деревню дедушке. То есть, рапорт на имя адмирала Строгова, одного из самых старых адмиралов космического флота. Для контрразведки придётся сочинять другой.

— Как всё прошло, господин старший лейтенант? — спросил меня второй помощник.

— На удивление гладко, — ответил я, не отрываясь от процесса. — Нас там не ждали. А если и ждали, то побоялись всерьёз дать отпор.

— И что теперь будем делать со станцией? — спросил он.

— Пока ничего, посмотрим, что прикажут… Возьмём в блокаду, скорее всего, — сказал я.

В рапорте писал всё без утайки, но и без приукрашивания, чётко по делу. И про «Исмаила», и про станцию, и про спасение артиллеристов. Неудобные моменты, конечно, старался сгладить, но не так, чтобы вовсе их избежать. Я прекрасно понимал, что вся эта история с «Исмаилом» и его отходом обратно в пространство Турана — счастливая случайность, и мне крупно повезло, что на станционной батарее дежурили вменяемые люди. Я рисковал, и рисковал по-крупному, а это у нас не очень-то любят.

Но кто не рискует — тот не пьёт. В конце концов, чтобы выигрывать много — надо ставить по-крупному.

Сочинил, подписал, отправил. Нутром чуял, что без неприятностей не обойдётся, но даже так я считал, что я прав. А кто попытается это оспорить, того можно и на дуэль вызвать. Их начальство тоже не одобряет, но мне и терять-то нечего.

Тут же начал строчить другое послание, подполковнику Игнатову. Старпом, конечно, должна была написать и ему, и в штаб, но теперь у меня было куда больше информации, да и известие о том, что в системе происходит какая-то хрень, не равно известию о том, что хрень побеждена.

Игнатов, конечно, приказывал нам отходить, а не соваться в пекло, и за эту самодеятельность мне непременно выскажут. Однако система всё ещё под нашим контролем, а не перешла в волосатые руки туранцев, и уже только за это можно простить нам любые прегрешения.

Второе донесение состряпал ещё быстрее первого. В сущности, оно было его копией, разве что тут пришлось перефразировать кое-что, поменять

акценты, насыпать немножко подробностей и деталек. В сущности, доклад Игнатову был улучшенной и дополненной версией рапорта в штаб.

И всё же на связь первыми вышли контрразведчики. Дежурный связист доложил Магомедову, тот доложил мне. По-хорошему, мне стоило бы сейчас пойти отдыхать, а не торчать на мостике, но я опять решил, что без меня не обойдётся. Я прекрасно знал, что переработки у нас не оплачиваются, а трудоголизм не ценится, но всё равно рвал жилы, потому что не мог иначе. Хочешь сделать хорошо — делай сам.

— «Гремящий», командир корабля старший лейтенант Мясников, — представился я неизвестному.

— Майор Петров, служба внутренних расследований, получили ваш рапорт, — произнёс незнакомый голос. — Отправляем к вам корабль, позывные и частоты для связи прилагаем. Оставайтесь на месте, в системе.

Фамилия, скорее всего, была ненастоящей, а вот данные по кораблю походили на правду.

— Понял, ждём, — ответил я.

Сейчас сюда набегут все подряд, как стервятники на свежую падаль. Пока выдалась свободная минутка, полистал новостные паблики, разыскивая новости о Зардобе, что-то наверняка должно уже было просочиться, но нет, во всех новостях была тишь да гладь, даже в зарубежных, где через одного постили пропагандистские фейки. Сначала я не понял, в чём дело, а потом догадался. Станция продолжает глушить сама себя, и все сообщения теряются в потоке белого шума.

Корабль службы внутренних расследований выпрыгнул из гиперпространства едва ли не через полчаса после того, как майор Петров вышел с нами на связь, видимо, мчались на всех парах, на максимально возможной глубине. Оно и понятно, ситуация неординарная, всё же не каждый день из повиновения выходит целая орбитальная станция.

Другие корабли не смели даже показываться в Зардобе, на всех звёздных картах, во всех актуальных справочниках эта система теперь обозначалась высшим уровнем опасности, как только мы доложили в штаб о нападении крейсера.

Вместо названия у этой посудины тоже был буквенно-числовой код, не имеющий, на первый взгляд, никакого смысла. И полетело это корыто не к станции, а напрямую к нам.

Предчувствие у меня, как обычно, было нехорошее, но я старался отогнать его прочь, понимая, что кругом прав и поступил единственно верным образом. Сдать систему туранцам было бы гораздо хуже и для Империи, и для меня лично, а так хотя бы Зардоб по-прежнему считается нашим пространством.

— Запрашивают стыковку, — доложил связист.

— Разрешаю, — сказал я.

На этот раз я лично отправился встречать гостей. Прямо как был, в бронескафандре, на котором виднелись грязь и прочие отметины, мол, я тут не прохлаждался, а выполнял боевые задачи.

К шлюзу я подошёл как раз вовремя, их кораблик закончил стыковку. Пожалуй, нужно было взять кого-нибудь из офицеров себе в сопровождение, но уже было поздно кого-то звать.

Гермодверь с шипением отъехала в сторону, на пороге показался низенький коренастый мужчина с майорскими погонами и бульдожьим недовольным лицом. Я представился первым, исполнил воинское приветствие, протянул руку для рукопожатия.